— Ну и что он пишет?
Когда Бригем указал на письмо взмахом руки, Колл жадно схватил его. Послание было написано по-французски, и, хотя молодой шотландец владел этим языком не так хорошо, как Бригем, он начал внимательно читать его.
Тем временем Бригем окидывал взглядом комнату. Обои выбрала его бабушка, которую он помнил по ее мягкому шотландскому акценту и упрямству. Они были ярко-синими, и бабушка говорила, что цвет напоминает озера ее родины. Мебель была элегантной, почти хрупкой, с причудливыми завитками и позолоченными краями. Затейливые фигурки из мейсенского фарфора [8] , также любимые покойной бабушкой, все еще стояли на круглом столике у окна.
В детстве Бригему разрешалось рассматривать, но не трогать их, и у него руки чесались схватить статуэтку пастушки с длинными фарфоровыми волосами и тонким личиком.
На каминной полке находился портрет Мэри Мак-Доналд — волевой женщины, ставшей леди Эшберн. Он стоял над потрескивающим огнем и изображал ее приблизительно в том возрасте, в каком ныне пребывал ее внук. Она была высокой и стройной женщиной с пышной гривой черных волос, обрамляющих узкое красивое лицо. Горделивая посадка головы свидетельствовала, что ее можно было убедить, но не заставить, упросить, но не принудить.
Внуку достались от Мэри те же черты, рост, цвет волос и серые глаза. Высокий лоб, впалые щеки и полные губы в мужском варианте выглядели не менее элегантно. Но Бригем также унаследовал ее страстность и чувство справедливости.
Глядя на портрет, он думал о письме и решении, которое нужно было принять.
«Ты бы хотела, чтобы я присоединился к принцу, — размышлял Бригем. — Воспитывая меня, ты годами говорила мне о правоте дела Стюартов [9] . Если бы ты была жива, то сама бы приняла в нем участие. Так как же я могу этого не сделать?»
— Итак, время пришло. — Колл сложил письмо. Его голос и взгляд были возбужденными. Ему исполнилось двадцать четыре года, он был всего на шесть месяцев младше Бригема, но ждал этого момента почти всю жизнь.
— Ты должен учиться читать между строк. — На этот раз поднялся Бригем. — Чарлз еще надеется на поддержку французов, но начинает сознавать, что король Людовик [10] предпочитает говорить, нежели действовать. — Нахмурившись, он отдернул портьеру и посмотрел на свой дремлющий сад. Весной сад будет источать цвета и запахи, но он едва ли окажется здесь тогда.
— Когда мы были при дворе, Людовик казался более чем заинтересованным нашим делом. Ганноверская марионетка на троне [11] нравится ему не больше, чем нам, — заметил Колл.
— Да, но это не означает, что он откроет свою казну для красавчика-принца и дела Стюартов. Идея Чарлза снарядить фрегат и отплыть в Шотландию кажется более реалистичной. Но такие дела требуют времени.
— И вот тут понадобимся мы.
Бригем задернул портьеру.
— Ты знаешь настроения в Шотландии лучше, чем я. Сколько поддержки он там получит?
— Достаточно. — Колл усмехнулся с самоуверенностью молодости. — Кланы поднимутся за истинного короля и будут сражаться за него до последнего человека. — Он встал, понимая, о чем спрашивает его друг. В Шотландии Бригем рисковал бы больше чем жизнью. Его титул, дом и репутация могли быть утеряны безвозвратно. — Бриг, я могу взять это письмо, поехать к моей семье и оттуда распространять новости среди хайлэндских кланов. Тебе ехать не обязательно.
Бригем почти улыбнулся, приподняв одну черную бровь:
— От меня так мало пользы?
— Черта с два! — В резком голосе Колла явственно слышался раскатистый шотландский акцент, которым он так гордился. — Такой человек, как ты, умеющий говорить и сражаться, английский аристократ, готовый присоединиться к мятежу! Никто лучше меня не знает, на что ты способен. В конце концов, ты ведь не один раз спасал мне жизнь в Италии и во Франции.
— Не будь занудой. — Бригем щелкнул по кружевной манжете. — Это не похоже на тебя.
Широкое лицо Колла расплылось в усмешке.
— К тому же ты можешь стать графом Эшберном в мгновение ока.
— Дорогой мой, я и так граф Эшберн.
В глазах Колла мелькнула усмешка. Когда они стояли друг против друга, контраст между ними был особенно заметен. Бригем, с его элегантными, почти томными манерами, и шумливый, грубоватый Колл. Но никто не знал лучше шотландца, что скрывается за костюмом изысканного покроя, отделанным кружевами.
— Это не граф Эшберн дрался плечом к плечу со мной, когда на нашу карету напали неподалеку от Кале. Это не граф Эшберн почти перепил меня, Мак-Грегора, под столом в маленькой грязной таверне в Риме.
— Уверяю тебя, что это был граф Эшберн, поскольку я отлично помню оба инцидента.
Внезапно Колл стал серьезным.
— Послушай, Бригем, как граф Эшберн, ты заслуживаешь того, чтобы оставаться в Англии, ходить на балы и вечеринки с игрой в карты. Ты мог бы принести пользу и здесь, держа открытыми глаза и уши…
— Но?
— Но если мне предстоит драться, я бы хотел, чтобы ты был рядом. Ты поедешь?
Бригем посмотрел на своего друга, потом перевел взгляд на портрет бабушки.
— Конечно.
Погода в Лондоне была холодной и сырой. Она оставалась такой спустя три дня, когда два друга отправились на север. До границы им предстояло путешествовать в сравнительном комфорте кареты Бригема, а остальной путь проделать верхом.
Для тех, кто оставался в Лондоне в эту скверную январскую погоду и проявлял любопытство, лорд Эшберн отправился в Шотландию навестить семью своего друга.
Больше знали только несколько стойких тори [12] и английских якобитов [13] , которым Бригем доверял. На их попечение он оставил свое фамильное поместье, Эшберн-Мэнор, дом в Лондоне и управление прислугой. С собой Бригем взял лишь то, что можно было провезти, не привлекая внимания, а с остальными вещами расстался, хорошо понимая, что могут пройти месяцы или даже годы, прежде чем ему удастся вновь заявить на них права. Портрет бабушки все еще стоял на каминной полке, но из сентиментальной причуды он прихватил с собой статуэтку пастушки.