— Леди Эшберн.
Вздрогнув, Сирина отогнала эти мысли. Она — леди Эшберн. Она — Мак-Грегор. Сирина положила руку на живот, где шевелился ребенок. Новая жизнь. Новая надежда. Нет, подумала Сирина, она бы не сказала, что это было напрасно.
— Да?
— Думаю, вам бы не помешало горячее питье.
Сирина с улыбкой обернулась, удивляясь официальному тону Паркинса. Он снова был в сюртуке — потного, напряженного человека, извлекшего пулю, словно не существовало.
— Благодарю вас, Паркинс. — Она взяла чашку и глотнула горячую жидкость, смягчая пересохшее горло. — Я бы хотела извиниться за то, что наговорила вам.
— Пожалуйста, не думайте об этом, миледи. Вы были расстроены.
Сирина поднесла руку к лицу, не зная, смеяться ей или плакать.
— Да. Расстроена. У вас твердая рука, Паркинс. И верное сердце.
— Я всегда стремился к этому, миледи.
Она глубоко вздохнула, вытирая рукой слезы:
— У вас есть носовой платок?
— Конечно, леди Эшберн. — С легким поклоном Паркинс протянул чистый платок.
— Сегодня, Паркинс, вы послужили лорду Эшберну и мне. Может наступить время, когда вам понадобится моя услуга. Вам стоит только попросить.
— Мои услуги были оказаны без всяких условий, миледи.
— Да. — Сирина взяла его за руку, заставив слегка покраснеть. — Я знаю это. Но преимущество все равно за вами. — Она вернула ему мокрый носовой платок. — Теперь я пойду посидеть с моим мужем.
Ветер завыл, как дикий зверь, проникая сквозь полог перед входом в пещеру и вынуждая плясать слабые языки пламени. В его вое Сирина слышала то, что ее предки называли голосами духов холмов: казалось, те смеются, стонут и бормочут. Она не испытывала страха перед ними.
Сирина просидела с Бригемом всю ночь, не соглашаясь лечь, несмотря на уговоры Гвен. Внутри у Бригема полыхал огонь, такой горячий, что Сирина боялась, как бы он не сжег его заживо. Иногда Бригем произносил отрывистые фразы, вспоминая сражение. По его словам Сирина могла представить себе, насколько страшной была бойня. Один раз он обратился к своей бабушке, рассказывая ей, как его сон нарушили английские пушки.
Бригем звал Сирину, и его временно успокаивали ее шепот и прохладная рука на лбу. Но потом он бредил снова, уверенный, что Сирину схватили англичане.
— Я посижу с ним, Рина. — Фиона опустилась на колени рядом с дочерью, обняв ее за плечи. — Ты нуждаешься в отдыхе для тебя и твоего ребенка.
— Я не могу оставить его, мама. — В который раз Сирина выжала смоченную холодной водой ткань и провела ею по бледному лицу Бригема. — Мне легче сидеть рядом с ним, чем пытаться заснуть. Один взгляд на него помогает. Иногда он открывает глаза и смотрит на меня. Он знает, что я рядом.
— Тогда поспи здесь — хотя бы немного. Положи голову мне на колени, как делала в детстве.
Подчинившись, Сирина свернулась на полу пещеры и положила руку на руку Бригема.
— Он красивый, правда, мама?
Фиона с улыбкой погладила волосы дочери.
— Да, он красивый.
— Наш малыш будет похож на него, с такими же серыми глазами и четко очерченным ртом. — Сирина закрыла глаза, прислушиваясь к пению ветра. — Думаю, я полюбила его почти с первого взгляда. Но я боялась. Это было глупо.
— Любовь часто глупа.
— Ребенок Бригема толкнулся, — пробормотала Сирина, улыбаясь сквозь дремоту.
Сны Бригема были безжалостными. Иногда он возвращался на пустошь, в дым и жар битвы. Люди вокруг умирали мучительной смертью — некоторые от его руки. Он ощущал запах крови и пороха, слышал звуки волынок и барабанов и непрекращающийся гул артиллерии.
Потом Бригем, хромая, брел по холмам с огнем в боку и туманом в голове, чувствуя запахи горящих дерева и плоти и слыша крики, эхом отзывающиеся в голове.
Внезапно это прекратилось. Рядом оказалась Сирина, в белом платье и с волосами, светящимися, стекающими по плечам, как расплавленное золото.
Иногда открывая глаза, Бригем видел ее так четко, что мог разглядеть круги от бессонницы под глазами. Потом тяжелые веки опускались, и он снова оказывался на поле битвы.
Три дня Бригем балансировал между сознанием и беспамятством, временами впадая в бред. Он ничего не знал о маленьком мирке внутри пещеры, о входящих и выходящих из нее людях. Бригем слышал голоса, но не имел сил понять смысл слов или ответить. Однажды, придя в сознание, он слышал тихий женский плач, а в другой раз тоненькое хныканье младенца.
Под конец третьего дня Бригем впал в глубокий сон без сновидений, спокойный, как смерть.
Пробуждение походило на роды — так новорожденный приходит в наш мир слабым, почти беспомощным. Свет обжигал графу глаза, хотя он тускло горел у задней стены пещеры. Бригем снова закрыл глаза, пытаясь сориентироваться по звукам и запахам.
Пахло землей, дымом и, как ни странно, готовящейся пищей. К этому примешивался тошнотворный запах маков, говоривший о болезни. Он слышал бормотание. С терпением обреченного Бригем лежал неподвижно, пока не начал различать голоса.
Колл. Гвен. Мэлколм. Нахлынувшее чувство облегчения было таким же сильным, как бред. Если они здесь и в безопасности, то, очевидно, с ними и Сирина. Бригем снова открыл глаза, щурясь от света. Он собирался с силами, чтобы заговорить, когда услышал рядом шорох.
Сирина сидела рядом, поджав колени и прислоняясь спиной к каменной стене. Ее волосы падали вниз, почти закрывая лицо. Волна любви захлестнула его.
— Рина… — пробормотал Бригем, протянув руку.
Она сразу же проснулась. Целая гамма эмоций отразилась на ее лице, когда она притронулась руками к лицу мужа. Оно было прохладным, значит, жар спал.
— Бригем. — Сирина коснулась губами его губ. — Ты вернулся ко мне.
Ей нужно было так много сказать ему, так о многом услышать…
Сначала Бригему хватало сил бодрствовать не больше часа. Память о битве была четкой, но последствия, к счастью для него, оставались в тумане. Он помнил боль, острее и сильнее нынешней, помнил, как его тащили, поднимали и несли, как вливали прохладную воду в раскаленное горло. Однажды он вспомнил, как они с Коллом наткнулись на шесть трупов.
По его настоянию провалы в памяти постепенно заполняли. Бригем слушал с мрачным видом — его гнев и отвращение, вызванное зверствами Камберленда, смягчала только радость от присутствия Сирины и мысли о будущем сыне.
— Это место недолго останется безопасным. — Бригем сидел, прислонившись к стене пещеры; его лицо все еще выглядело смертельно бледным при тусклом свете костра. Прошло всего два дня с тех пор, как жар спал. — Нам нужно как можно скорее перебираться к побережью.
— Ты еще слишком слаб. — Сирина прильнула к нему. Какая-то ее часть хотела остаться в пещере и забыть о мире снаружи.