— Если я сейчас отвечу на двадцать ваших вопросов, о чем мы будем разговаривать после?
— Простите, просто мне стало любопытно.
Как было бы любопытно любому репортеру? Да, это хороший ход.
— Теперь моя очередь. Не желаете рассказать мне, чем занимаетесь? Или, может быть, вы хотите танцевать? Или поужинать? Или поиграть в рулетку? Или позаниматься со мной любовью?
Рафаэлла взглянула прямо в темно-синие глаза Маркуса и ответила:
— Думаю, мне подошло бы все перечисленное. Нужны только время и силы, я так считаю.
Маркус лениво улыбнулся, и Рафаэлла осознала, что только что приняла решение. Поразительно, но отступать ей не хотелось. Она недооценивала возможности этого человека. На самом деле он был скользким, гладким, а также опасным. Сама мысль о том, чтобы пытаться играть Маркусом, контролировать его, была смешна. Если бы у Рафаэллы нашлась хоть капля рассудка, она в ту же минуту исчезла бы из его поля зрения. Ей совсем не нравились эти романы на одну ночь: за всю жизнь такое произошло с ней лишь однажды — это был преподаватель журналистики в Колумбийском университете, человек старше ее, которого она боготворила. Рафаэлла видела в профессоре идеал мужчины, образец для подражания. Она считала его интеллектуалом и отличным любовником. Но в постели он оказался посредственностью.
Маркус не окажется посредственностью в постели. Он не такой, как некоторые красивые мужчины, которые воображают, что женщины должны делать все, что они пожелают, только ради удовольствия находиться рядом с ними. Рафаэлла напомнила себе, что могла бы отступить, могла бы передумать, пока еще ее окончательно не покинула способность здраво рассуждать. Еще можно было сказать нет.
Маркус внезапно встал и улыбнулся ей.
— В том порядке, который я назвал, или, может быть, вы желаете начать с последнего? Или с середины?
— А я-то считала, что вы спите только с маленькими брюнетками.
Маркус удивленно приподнял бровь.
— Я думал, Оторва успела сообщить вам, что, как правило, я ни с кем не сплю, госпожа Холланд, особенно это касается гостей Порто-Бьянко.
— Значит, вы надеялись, что я скажу нет? И выплесну вам в лицо «специальное» шампанское?
— Просто я не вступаю в связь со своими гостьями.
— Значит, вы голубой? Маркус рассмеялся:
— Ладно, сдаюсь. Вы бросили вызов моим мужским способностям, поставив крест на мне как на мужчине, задушили мое самолюбие и нанесли мне удар ниже пояса.
— Неужели я сделала все это? Даже не предполагала, что способна на такое.
— Мы еще посмотрим, на что вы способны, госпожа Холланд. По дороге к моей вилле, может, расскажете мне, чем зарабатываете на жизнь? Или вы богаты и ведете праздную жизнь?
Маркус на миг замолчал, заглядевшись на ее профиль. До чего же высокомерно она держит голову. Он вспомнил трогательную девушку, рыдавшую утром на пляже.
— Нет, праздную жизнь вы, пожалуй, не вели никогда, ведь так? Осторожно, смотрите под ноги.
— Да, это так.
— В каком университете вы учились?
— В Колумбийском.
Маркус остановился у входа на свою виллу. Она стояла очень уединенно, окруженная деревьями и цветущими тропическим растениями. Маркус медленно развернул Рафаэллу лицом к себе. Кончиками пальцев он приподнял ее подбородок и наклонил голову. Их губы встретились.
Губы Рафаэллы оказались нежными, но холодными и равнодушными, как он и ожидал. В лучшем случае она просто сомневается, стоит ли ложиться с ним в постель или нет. Но почему она все-таки согласилась? И согласилась ли? И почему он чертовски хочет ее? Маркус решил подтолкнуть ее.
С ледяным спокойствием он скользнул пальцами под шелковый цветок, расстегнул пуговицу, соединявшую половинки платья, и, не дожидаясь возражений, стащил бретельки с плеч и стянул платье до пояса, где оно держалось лишь на одном красном шелковом цветке. Ее белая грудь обнажилась, освещенная лунным светом.
— Красиво, — произнес Маркус, немного отклонил Рафаэллу назад, поддерживая рукой за талию, и обхватил губами сосок.
Затем Маркус поднял голову и взглянул на девушку. Рафаэлла, недоумевая, глядела на него широко раскрытыми глазами. Он чувствовал, как ее тело сотрясает дрожь.
— Ты очень красива, Рафаэлла, — произнес Маркус и перевел взгляд на свою руку, сжимавшую ее грудь.
Рафаэлла чувствовала острое желание: она хотела Маркуса так сильно, как не хотела уже давным-давно ни одного мужчину. Но ее недоумение было еще сильнее. Рафаэлла не ожидала от себя такого. Ей даже не хотелось, чтобы Маркус останавливался. Она стояла на островке, залитом лунным светом — вряд ли существовало где-то на земле более романтическое место, — и позволяла малознакомому мужчине, который, возможно, не так уж ей и нравился, ласкать ее грудь. И это было чудесно. Платье болталось где-то на талии и не падало на землю только благодаря шелковому цветку.
Внезапно Рафаэлла почувствовала ужасную неловкость: сама она стояла полуголая, в то время как Маркус, полностью одетый, прекрасно контролировал ситуацию.
— Мне холодно, — проговорила она и попыталась высвободиться из его объятий.
— В таком случае… — произнес Маркус и притянул ее к себе. Рафаэлла ощутила, как пуговицы на его рубашке вдавились в ее обнаженную кожу и теплые руки стали гладить ее по спине. — Так лучше?
Что можно было ответить на это? Нет, не лучше, и я хочу пойти домой, либо Да, лучше, но ты не мог бы продолжать и дальше?
Вместо этого Рафаэлла только кивнула и подняла взгляд. Маркус улыбнулся и снова поцеловал ее, на этот раз крепче: его язык медленно раздвигал ее губы, легонько дотрагивался до них; он как бы изучал Рафаэллу, вдыхал исходящий от нее аромат. Маркус почувствовал во рту привкус калифорнийского шампанского, и желание переполнило его, а прикосновения Рафаэллы доставляли ему истинное наслаждение. До этого момента она и не осознавала, что сама тоже крепко обнимает Маркуса. Рафаэлла была не из тех, кто мог потерять голову в порыве страсти. И самое главное, ей совсем не хотелось терять над собой контроль. И вот теперь она висела у него на руке, как какая-нибудь героиня мелодраматического фильма двадцатых годов. Это было унизительно и неловко. Рафаэлла попыталась высвободиться, но без особенного старания.
— Послушай, Маркус, когда я захочу испытать оргазм, я тебе скажу об этом.
Он поднял голову, минуту смотрел на Рафаэллу, затем рассмеялся:
— Скажешь, на самом деле скажешь? Ладно, госпожа Холланд, там видно будет, не так ли?
Маркус так и не пригласил ее войти в дом. Вместо этого он поцеловал ее снова, шепча ей между губ, какая красивая у нее грудь, с этими темно-розовыми сосками, и, произнося эти слова, он расстегнул шелковый цветок, и платье упало к ногам Рафаэллы — она осталась в тоненьких бикини и туфлях на шпильках.