Хэтти вскочила с кресла и вышла из-за стола, намереваясь встать между лордом Оберлоном и сэром Уильямом. Она могла хорошо видеть лицо сэра Уильяма, потому что оно было на уровне ее глаз, но ей пришлось немного вскинуть голову, чтобы взглянуть в глаза лорду Оберлону.
— А я и не предполагал, что за вашей светлостью водится такое, — сказала она спокойным негромким голосом. — Вот оно как! Значит, вы становитесь на защиту всех джентльменов, не достигших вашего благородного возраста! Но в данном случае вы ошиблись. Я не желторотый юнец, который нуждается в вашей защите, ваша светлость. Я сам могу постоять за себя. К тому же такие заступники мне не нужны. Не вижу большой разницы между вами обоими. Сутенера за милю видно, под какой бы личиной он ни скрывался. Так что у меня нет ни желания, ни необходимости терпеть ваше вмешательство.
Хэтти услышала, как кто-то из стоявших у нее за спиной с шумом втянул воздух, но она не знала, кому принадлежал этот вздох, сэру Уильяму или сэру Роберту. Не знала и знать не хотела. В голове у нее сразу же мелькнула мысль о синьоре Бертиоли. Она вспомнила его оптимизм, хотя в значительной степени искусственный, в отношении ее прогресса в фехтовании. Может быть, сейчас пришла пора проверить свое мастерство?
На лице лорда Оберлона не дрогнул ни один мускул. Она подумала, что, должно быть, скрыть чувства ему помогает темный загар, приобретенный в Италии. Единственное, что она могла заметить, — это, пожалуй, промелькнувшее изумление в его темных глазах. Но маркиз так быстро отвел взгляд, что она засомневалась, было ли это на самом деле. Она почувствовала, как у нее невольно сжались кулаки. Почему он не ударил ее?
Маркиз с невозмутимым видом распахнул табакерку и изящным взмахом запястья приблизил ее к носу. Он втянул в ноздри крохотную щепотку табака и потом сделал затяжку поглубже. Затем небрежно стряхнул с рукава прилипшую крупицу и, к удивлению Хэтти, с чуть заметной улыбкой посмотрел ей прямо в глаза.
В действительности ему хотелось своими длинными пальцами взять этого дерзкого юнца за его белую шею, легонько сдавить ее да так подержать до тех пор, пока тот не извинится за свою опрометчивость. Он прекрасно знал, что не сможет сделать этого, во всяком случае здесь, в «Уайтсе». Хотел бы он знать, что на уме у этого мальчишки, с чего он вдруг набросился на него? Какую цель преследовал? Маркиз не мог разгадать его поступка.
— Смотрите, Файли, похоже, Монтейт одинаково презирает нас обоих, — тихо сказал маркиз, сохраняя прежнее спокойствие, даже с каким-то оттенком грусти. Он выждал паузу, обведя пристальным взглядом лицо Монтейта. — У вас острый язык, приятель. Я вижу, вы мастер говорить колкости. Но я бы посоветовал вам на будущее умерить вашу прыть и развязность. Во всяком случае, не демонстрировать их в моем присутствии.
К маркизу присоединился сэр Файли:
— Это лучшее, что вы можете сделать, Монтейт. Вам следует прислушаться к совету его светлости. Запомните, кем бы вы ни были, желторотым юнцом или взрослым, за оскорбления вам придется платить.
Сэр Файли почувствовал, насколько глубоко молодой Монтейт задел самолюбие маркиза, и понимал, что своим завершающим ударом он отведет гнев его светлости от себя. Он еще раз с ненавистью взглянул на пылающее лицо юноши, резко повернулся и размашистой походкой пошел прочь.
Сэр Роберт, стоявший поодаль с вытянутыми в нитку губами и неодобрительным взглядом, только слегка втянул голову в тощие плечи и удалился к другому столику. Хэтти увидела, что осталась одна, как и хотела, лицом к лицу со своим врагом. Наконец-то. Она чувствовала его мощь. Не только абсолютное физическое превосходство, но и другую скрытую силу, которая была внутри его и являлась частью его личности. Именно эта внутренняя сила делала его тем, кем он был. В ее глазах он оставался безжалостным и лишенным всяких нравственных устоев человеком, невзирая на то, что взялся защищать совершенно незнакомого ему лорда Гарри Монтейта. Для нее это не имело никакого значения. Она не хотела даже думать об этом и тем более делать ему какие-либо поблажки. Она задиристо вскинула подбородок. Не важно чем, пулей или шпагой, она повергнет его на землю. Это обязательно произойдет, каким бы сильным и могущественным он ни был. Она намерена его уничтожить. Он это заслужил.
Маркиз снова заговорил. На этот раз в мягкости его тона чувствовалось нескрываемое предостережение.
— Послушайте меня, Монтейт. Вы еще очень молоды. Хоть я и разделяю вашу неприязнь к сэру Уильяму и ваши остроумные выпады в его адрес и впрямь позабавили меня, я должен вам сказать: будьте осмотрительны. Я не считаю вас глупцом, друг мой, поэтому отнеситесь к моему совету с должным вниманием. Так вот, знайте: прежде чем бросать оскорбления в лицо выбранной вами жертвы, хорошенько изучите ее.
— Жертвы, ваша светлость? Однако странно слышать это слово из ваших уст применительно к себе. Я лично вижу в вас хищника. Хищника, не испытывающего жалости к своим жертвам и не ведающего угрызений совести. Не извольте сомневаться — я отвечаю за свои слова. И уж поверьте, я сумею распознать хищника, прежде чем вступить с ним в схватку. А данный вами совет мне ни к чему. Он добавил еще один мелкий штрих к вашему портрету, ваша светлость.
Хэтти увидела, как вдруг вздулись желваки у маркиза на щеках и задергалась небольшая мышца в уголке рта. «Вот сейчас он меня ударит», — подумала она и напряглась как натянутая струна. Человек с непомерным самолюбием, каким, несомненно, являлся маркиз, не должен был сносить подобные оскорбления.
Между тем лорд Оберлон не спеша опустил свою табакерку в карман жилета. Он смерил взглядом стоявшего перед ним в застывшей позе, тонкого, как молодое деревце, юношу, не выказывая ни малейших признаков гнева, наоборот, демонстрируя свою терпимость к нему. «Боже мой, — думал маркиз, — неужели я сам когда-то был таким же юным? Таким же высокомерным? Так же, как он, считал себя совершенно неуязвимым?» Впрочем, разница в годах, решил он, была не так уж велика. Должно быть, их разделяли лет семь или восемь. В конце концов, он допустил, что в прежние годы тоже мог вести себя достаточно безрассудно. Большинство молодых людей совершают одни и те же ошибки. Тем не менее он вовсе не пытался находить оправдание таким поступкам. Он скептически относил их к разряду «величайших глупостей в жизни».
— Я нахожу ваше поведение довольно забавным, Монтейт, — сказал наконец маркиз шутливым тоном. — И я умираю от желания узнать, почему вы назвали меня хищником, дружище. А? Никак не могу взять в толк, что могло дать повод для такого заключения. Что касается вашего поведения в целом, то я даже начинаю думать, что, может быть, вы таким образом хотите казаться старше? Может, поэтому вы решили ни за что ни про что оскорблять всех джентльменов, которым выпало счастье попасть на ваш острый язычок? Сейчас вам едва ли больше двадцати одного года. Если вы хотите отпраздновать свой будущий день рождения, то вам нужно подумать о ваших манерах и быть осторожнее в выражениях.
Хэтти усиленно подыскивала слова, которые могли бы разъярить его. Она никак не могла объяснить себе его поведение. Почему все-таки он не решается взять ее за горло и встряхнуть как следует? Она снова собралась с духом, напустив на себя как можно больше холодности и высокомерия.