Он смотрел на нее со смешанным выражением гнева и восхищения. Дьявол, придется ей поверить. Мысленно он прикидывал, можно ли ее обезоружить, но не двинулся с места. Да, скорее всего уроки стрельбы, которые преподал ей отец, не прошли для нее даром. Наверное, он тренировал ее с пяти лет. С этого расстояния Арабелла не промахнется — стоит ей нажать курок, и она сделает дырку в его теле там, где подскажет ей фантазия. Джастин видел, что она смотрит на него пристально, не мигая, твердо сжимая в руке пистолет. Так собран и хладнокровен всегда бывал он сам перед сражением.
Он понял, что проиграл. Как это ни унизительно, придется признать свое поражение.
— Что ж, на сегодня поединок окончен, Арабелла. Но у тебя нет шансов, запомни это. Так что наслаждайся своей маленькой победой — она у тебя первая и последняя. — Он повернулся на каблуках и, не оборачиваясь, шагнул в смежную гардеробную, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Арабелла переложила пистолет в другую руку и вытерла вспотевшую ладонь о подол юбки. Она чувствовала, как сознание одержанной победы постепенно сменяется отчаянием при мысли о бесконечных ссорах и поединках, которые отныне будут ожидать ее каждую ночь. Святители и ангелы, неужели ей придется до конца дней своих удерживать супруга на расстоянии пистолетного выстрела? Она тряхнула головой — сейчас она слишком устала, чтобы рассуждать разумно.
Арабелла бросила измученный взгляд на кровать, но, минуя ее, подошла к огромному креслу перед камином и, забравшись на него с ногами, свернулась калачиком, устало положив голову на руку. Ей очень хотелось заплакать, но она знала, что слезами ничего не добьешься. Сколько раз отец повторял ей это! Она помнила, как однажды он с нескрываемым презрением то же самое сказал ее плачущей матери. И она, Арабелла, была с ним согласна. Пальцы ее стиснули гладкую рукоять пистолета.
На следующее утро Арабелла проснулась чуть свет, дрожа от холода и разминая затекшие ноги. Приподнявшись в кресле, она заметила, что кто-то укрыл ее одеялом. Внутри у Арабеллы все похолодело — при ней не было пистолета. Он лежал на столике рядом с креслом. Сердце ее отчаянно заколотилось. Значит, Джастин заходил в комнату, пока она спала. Он мог бы сделать с ней все, что хотел. А вместо этого он укрыл ее одеялом и вынул пистолет из ее рук. Она медленно поднялась и сладко потянулась.
Что ж, надо признать, она его не понимала.
Зато теперь у нее есть план.
— Как разрослись лилии!
— Так должно быть по закону природы — ведь каждой лягушке требуется мягкая постель из лилий.
Леди Энн остановилась и улыбнулась доктору:
— Простите, что пытаюсь отвлечь вас своей глупой болтовней. — Она глубоко вздохнула. Ей так много нужно сказать ему, она должна наконец излить то, что накопилось у нее на душе за все эти годы.
Доктор Брэнион коснулся ладонью ее щеки:
— Я счастлив уже тем, что вижу вас. Но скажите, вы ведь не собираетесь теперь сообщить мне, как густо растет прибрежный тростник и какие у него жесткие стебли?
Она поцеловала его в ладонь. Его рука была теплой, она чувствовала пробежавший по ней трепет. Как, он дрожит от одного ее поцелуя? От этой мысли ей стало жарко. Но ее покойный муж… Нет, сейчас она не будет думать о нем. Хотя это было выше ее сил. Она знала, что ее муж не чувствовал к ней ничего, кроме отвращения, и, уж конечно, никогда не трепетал, когда она целовала его руку. Сказать по правде, она и не помнила, чтобы когда-нибудь поцеловала его по своей воле. Леди Энн снова прикоснулась губами к ладони Пола и подняла на него глаза.
— Да, на них очень жестко сидеть, — сказала она, отвечая на его вопрос.
— Согласен с вами. В таком случае позвольте мне предложить вам свой сюртук — я расстелю его на земле так, чтобы вы могли расположиться поудобнее.
Но она не двинулась с места. Она готова была вечно стоять вот так и вглядываться в любимое лицо — гладкое, без морщин, только по обеим сторонам рта протянулись суровые складки. Его светло-карие глаза казались сейчас золотисто-зелеными, как молодые листья дуба под жарким полуденным солнцем. Она вдруг поняла, что хочет большего, чем просто поцелуй, большего, чем объятие. Она не была уверена точно, но решила, что ей хочется, чтобы он поцеловал ее в шею, потом ниже, в грудь. От этой мысли ее бросило в жар. Грудь? Ей стало ясно, что она уже не та женщина, что была несколько минут назад. Нет, теперь она женщина, в которой проснулось желание. Впервые в жизни ей захотелось, чтобы к ней прикасался мужчина.
Доктор Брэнион сжал ее руку в своей и повел ее вдоль берега пруда. Отыскав подходящее место, он расстелил сюртук на зеленой весенней траве и склонился перед ней:
— Позвольте мне усадить вас, леди Энн. Я хочу, чтобы вам было удобно.
Она грациозно опустилась на его сюртук и расправила складки розового платья. Затем чуть-чуть приподняла подол, открывая стройные икры — ей хотелось, чтобы он их увидел.
— Как вам нравятся мои новые чулки? — спросила она.
Он сглотнул и уставился на ее ноги, на ее лодыжки, совершенно не замечая проклятые чулки.
— Наверное, мне следовало захватить с собой что-нибудь для пикника, — сказала она, поскольку он стоял недвижимо, словно столб, и не сводил глаз с ее ног. Ей это было приятно. Она подумала, не приподнять ли ей платье повыше, но смущение и годами внушаемые правила приличия удержали ее от этого.
Брэнион моргнул и отвел глаза.
— Нет, я бы не хотел, чтобы после долгих восемнадцати лет, которые я прожил в ожидании такой встречи, нам помешал какой-то жареный цыпленок. Ваши чулки прелестны.
— Да? А я думала, что вы смотрите на траву.
Он рассмеялся:
— Нет, вы так не думали. Вам прекрасно известно, что стебли тростника и трава не представляют для меня сейчас никакого интереса. — Он сел рядом с ней. От его близости тепло разлилось по ее телу. Дрожащими пальцами она развязала ленточки шляпки у левого уха.
Доктор Брэнион принял шляпку из ее рук и осторожно отложил ее в сторону. Потом он медленно поднял руку и провел кончиками пальцев по ее нежной щеке, переносице и легко дотронулся до ее розовых губ.
— У тебя очаровательные ножки, прелестные волосы, но главное, твоя душа так прекрасна, что я сомневаюсь в том, что достоин тебя.
— Ты сомневаешься? О Господи, Пол, это мне надо сомневаться. Ты само совершенство. Правда, я еще не видела твоих лодыжек, но я могу сказать, что была бы счастлива просто смотреть на тебя, провести рукой по твоим волосам. Так можно мне будет смотреть на тебя последующие пятьдесят лет?
Этого он совсем не ожидал. Он мог только мечтать о таком чуде, но никак не надеяться.
— Ты делаешь мне предложение?
Брэнион осторожно положил руку на ее нежный затылок, увитый тяжелыми золотистыми косами, и привлек ее к себе. Он подумал, что она выглядит сейчас как юная девушка в ожидании первого поцелуя. У него хватило здравого смысла понять, что ее слова были не более чем игрой, хотя она только что сделала ему что-то вроде предложения. Про себя он надеялся, что она имела в виду брак. Она смотрела на его губы и молчала. Он поцеловал ее, слегка коснувшись губами ее губ. Их вкус пьянил его, их мягкость и податливость обволакивали его, лишая воли. Он почувствовал, как по телу ее пробежал ответный трепет, положил руки ей на плечи и мягко уложил ее на спину. Она распахнула глаза, и он прочел в них неуверенность, почти страх. Да, наверное, страх. Он слишком поторопился. Он тут же отпустил ее и улегся рядом, опершись на локоть. Все эти годы он подозревал, что граф обращался с ней жестоко. И все же в ней сохранилась хрупкая невинная чистота, которую даже муж не смог убить. Возможно, если они поженятся, она сама ему когда-нибудь об этом расскажет.