В полночь разбушевалась гроза, и шкура, прикрывавшая окно, громко хлопала на ветру. На узкой кровати лежал, раскинувшись, Роланд и смотрел на свою жену, обнаженную, с распущенными волосами, горящими от страсти глазами. Она выгнулась, вбирая его в себя так глубоко, что он чуть не умер от наслаждения.

Когда она достигла сияющих вершин своей страсти, он сказал:

– Я люблю тебя, Дария, и буду любить всегда. Она закричала от восторга, и он усмехнулся при мысли, что Ромила может стоять за дверью и прислушиваться, старая ведьма. Но скоро он забыл обо всем на свете, утонув в волнах чувственности, ибо в этот миг для него не было ничего важнее Дарии.

ЭПИЛОГ

Лондон, Англия

Весть о схватке не на жизнь, а на смерть, в которой жарким сентябрьским деньком сошлись во дворе Корнуоллского замка два знатных пэра, достигла ушей короля только в октябре. К неудовольствию Эдуарда, этот рассказ был мало приукрашен его зятем, Денвольдом де Фортенбери; бедняга со скорбной миной признался, что ему не довелось лично присутствовать на этом поединке.

Оба графа были давно мертвы, и никто особенно не интересовался тем, кто их убил и как. Но король опрометчиво захотел услышать подробности. Он знал, что в сражении участвовали Роланд и Грелем де Мортон. Король ценил преданность всех вассалов друг другу, но разве они не должны доверять ему, своему монарху, хромые козлы?

Он подумал, не расправиться ли ему с Денвольдом, ибо подозревал, что зять скрыл от него самое главное, но, взглянув на свою дочь Филиппу, остыл и приказал принести вина.

После второго кубка король, однако, подобрел, поскольку теперь в его владениях находилось два очень богатых поместья. К радости Эдуарда, ни у одного из графов не осталось наследников, кроме кузена Дэймона Лемарка – полного ничтожества, который не был достоин ни земли, ни титула. Король предупредил его через одного из своих рыцарей, что в ту минуту, как он возомнит себя приграничным бароном, он, Эдуард, проследит за тем, чтобы в его эль подсыпали яду. Потом король вздумал наградить своего зятя Реймерстоунским поместьем, но решил, что тот еще не выказал достаточной верности своему королю.

Через год королю захотелось услышать о том, что произошло, из первых уст, и он послал гонца в Чантри-Холл, настаивая на том, чтобы Роланд де Турне с женой посетили Лондон и представили ему полный отчет.

Роланд послал ответ с гонцом короля.

"Сир,

Умоляю о снисхождении и прощении, но мы с Дарией не сможем приехать в Лондон, чтобы насладиться вашим обществом, в течение еще нескольких месяцев, поскольку она ждет ребенка. Мы просим принять нас в конце лета”.

Король неопределенно хмыкнул, когда Роберт Барнелл прочитал короткое послание, и в недоумении воззрился на секретаря.

– Мне казалось, что Дария уже была беременна, Робби. Разве она еще не родила? Помнится, Роланд женился на ней, потому что она носила ребенка.

– Она скинула младенчика, сир, в конце прошлого лета, как я слышал.

Удивительно, откуда Барнелл знает такие незначительные подробности, как выкидыш у жены корнуоллского барона? Король из гордости промолчал.

– Я так и думал, – сказал он. – Надо сказать королеве, что Дария ждет другого ребенка. Она будет рада.

– Знаю, сир.

Король удовлетворенно улыбнулся.

– Тот ребенок, которого Дария скинула, был ребенком графа Клэра, не так ли? Он изнасиловал ее, и Роланд, несмотря на это, женился на ней.

– Сир, ваша память поразительна.

– Ты смеешься надо мной?

– Я, сир? Как я смею? Король потер руки и поднялся.

– Ну что ж, хорошо. Я получил земли, в которых остро нуждался, и монеты для моей казны. Мои вассалы как будто уже распределили их между собой. Ты выглядишь усталым, Робби. Почему бы тебе не отдохнуть?

Роберту Барнеллу пришлось по душе это предложение, и он согласно кивнул.

Король повернулся было, чтобы выйти из комнаты, но, словно спохватившись, ударил себя по лбу:

– Чуть не забыл! Принеси-ка письменные принадлежности, Робби. Прибыла делегация каких-то шотландских идиотов, которые просят нашей королевской аудиенции.

Барнелл вздохнул, потом улыбнулся.

– Да, сир. Одну минуту, сир.

Чантри-Холл, Корнуолл

Роланд и Дария застыли у северной стены Чантри-Холла, глядя на холмы, усеянные белыми пятнами сотен пасущихся там овец. Стояло начало января, но воздух был скорее бодрящим, чем морозным, а небо – голубым и чистым.

– Эта картина согревает сердце. – Роланд махнул рукой в сторону овец.

– И придает воздуху особый запах, – улыбнулась его жена, плотнее запахиваясь в теплый плащ.

Роланд притянул ее к себе, поцеловал в висок, затем указал на восток, куда ускакал посланник короля, Флорин, который провел ночь в замке и осушил не один кубок вина.

– Интересно, что скажет Эдуард, когда получит мое послание.

Дария рассмеялась.

– Только бы Флорин привез его в целости и сохранности. Муженек, твой ответ королю написан в дерзком стиле Денвольда.

– Ха! Денвольду здорово досталось от короля за то, что он не рассказал ему всей правды о наших графах, плел всякую чушь и вообще сделал из себя шута почище Круки.

– Так сказала Филиппа, а не Денвольд.

– Насколько я припоминаю, он отстегал ее за это по заднице. Ты думаешь, король написал также и Грелему с Кассией?

– Мы узнаем, когда они приедут сюда в следующий раз.

– Как ты себя чувствуешь, милая? Наш ребенок не слишком досаждает тебе? – Он притянул ее к себе и легонько погладил по округлившемуся животу.

– Все хорошо. Мы оба проголодались. Роланд с сожалением посмотрел на нее.

– Если бы ты еще несколько месяцев назад сказала мне, что голодна, я бы перекинул тебя через плечо и отнес на наше западное пастбище, где любил бы среди роз и колокольчиков. Но теперь я должен воздерживаться и играть роль страстотерпца. Это трудно, Дария, потому что я молод, горяч и полон…

Она надрала ему уши и дернула за нос, а потом принялась целовать.

– Здесь нет роз, Роланд, но в лесу полно еловых шишек. Что ты на это скажешь? Или по-прежнему будешь ныть и жаловаться?

– А я-то думал, что один страдаю от постоянного желания, – обронил он, поднимая ее над деревянными мостками. – Нет, Дария, ты будешь лежать не в лесу, а в мягкой постели, красиво раскинувшись, а я буду любоваться тобой и плакать от избытка чувств.

– Ты становишься поэтом, Роланд. Пожалуй, я попрошу Элис приготовить ее чудесное вино для обуздания твоей похоти.

Он посмотрел на нее с такой любовью, что Дария оставила все попытки шутить над ним и сжала его в объятиях.