— Мы должны вернуться к башне, — сказал он, поднимая оружие. Он понимал, что солдаты испуганы, но все же без колебаний пошли за ним. Арнольд и Джон обыскали хозяйственные постройки и конюшни. Но не нашли ничего, кроме пустоты и развалин.
Черная узкая дверь башни была заперта. Они налегли на нее изо всех сил. Все напрасно. Конечно, можно было срубить дерево и использовать вместо тарана, но Гаррон не хотел терять времени. Но тут дверь неожиданно распахнулась. Арнольд и Джон отскочили.
— Не бойтесь! — крикнул Гаррон. — Последним ударом мы сломали засов. Посмотрим, что там внутри.
Но внутри не оказалось ничего. И никого. Пустая, устремленная на тридцать футов в небо башня. Воздух пульсировал магией, и Гаррон знал, что все это чувствуют. Джон перекрестился. Арнольд уставился на него, но Гаррон покачал головой.
— Это руины, — прошептал Гилпин, — всего лишь руины, ибо простояли много сотен лет и сейчас разрушаются и вот-вот обвалятся.
— Дело рук дьявола, — пробормотал Арнольд так тихо, что Гаррон едва его расслышал.
— Гилпин прав — это руины, — кивнул он. — Ну не любопытно ли?!
Отступив, он уставился на черную дверь. Белый серп с пересекавшими его тремя черными изогнутыми линиями ярко выделялся на темных досках, словно был нарисован несколько минут назад. По крайней мере хоть что-то не изменилось! Почему ведьма оставила этот серп?
Гаррон не отводил глаз от изогнутых линий и наконец осторожно коснулся их кончиком пальца, словно ожидая, что краска до сих пор не высохла. Перед глазами возникло женское лицо, так ясно, что хотелось зажмуриться.
— Я найду тебя, ведьма, — сказал он ей, — а когда найду — убью.
Он взмахнул мечом, перекрестив воздух.
— Здесь нам больше нечего делать, — обратился он к своим людям. — Возвращаемся в Лондон.
И, даже не оглядываясь, направился к тому месту, где оставил Дамокла.
Прогремел гром. Над головами собрались черные тучи, и немедленно хлынул холодный дождь. Стало темно, как в сумерках. Они терпели. Что еще оставалось делать?
Она каким-то образом одурманила его, а потом и отравила.
Гаррон мучительно переживал неудачу. Он потерял Мерри и теперь не знал, что делать.
Примерно через час они встретились с Уоленом и остальными солдатами на опушке леса. Уолен мрачно покачал головой.
— Мы тоже ее не нашли, — вздохнул Гаррон.
Сэр Лайл покачал головой:
— Мне очень жаль, милорд.
Не успели они выехать из леса, как дождь прекратился.
Лондон
Уже на закате они въехали в массивные ворота и оказались в просторном внутреннем дворе Белого Тауэра. Здесь уже собралась толпа, которой не терпелось услышать о том, что произошло. Но что мог сказать Гаррон? Что его одурманила ведьма, оказавшаяся матерью Мерри?
— Нам не удалось ее найти, — выдавил он.
Он подумал, что Арнольду и Джону найдется что сказать, особенно после того, как они влили в себя по кружке эля, но они лишь толковали о странной заброшенной башне, которую нашли в лесу. И ни словом не обмолвились о том, как он вел себя, выйдя из ворот башни.
Гилпин, в свою очередь, грустно взглянул на Гаррона и покачал головой:
— Пустая башня. Мы так надеялись обнаружить там Мерри. Но увы…
— Ты помнишь, Гилпин, что я вошел в башню один?
— Нет, милорд, вы плохо помните. Я, конечно, никогда бы не отпустил вас одного в это страшное место. Нет, мы все вошли туда и обнаружили, что башня покинута.
Говоря это, Гилпин хмурился и выглядел озадаченным.
«Он знает, что все было не так, — подумал Гаррон, — но каким-то образом не помнит».
Но теперь это не важно. Гаррон знал, что Гилпин очень встревожен. Вернется ли к нему память? А может, самому Гаррону все это привиделось? Может, ничего не было, кроме старой заброшенной башни, построенной еще до того, как Вильгельм высадился на берега Англии? Нет, он не смирится! Ведьма действительно одурманила его, заставила видеть то, чего не было на самом деле, сделала иллюзии до того реальными, что он мог слышать и осязать их…
Гаррон встретился с королем и королевой. Он понимал, что, если станет болтать о ведьме, матери Мерри, о том, как она его околдовала, его примут за безумца. Поэтому он, как Арнольд, Джон и Гилпин, поведал только о старой башне.
Королева, узнав о том, что Мерри не нашли, зарыдала. Ее примеру последовали большинство дам. Бланш помахала ему белыми пальчиками.
Тишина разлилась по Белому Тауэру. Больше Гаррону никто и ничем не мог помочь.
Наконец усталость взяла верх и Гаррон заснул. И снова оказался в серповидной комнате.
…Мерри стояла у той постели в своей ночной сорочке. Она протягивала ему руки, говорила о чем-то, умоляла, он знал это, но не слышал ни слова. И не мог шагнуть к ней. И вдруг понял: она зовет его по имени. Так ясно, так близко!
Гаррон проснулся с колотящимся сердцем. Мерри в беде, а он бессилен ей помочь!
Наутро он с Гилпином, сэром Лайлом, его людьми и дюжиной солдат короля готовился выехать в принадлежавший Джейсону замок Суэйнс, до которого, по словам Бернелла, было всего три часа езды, в направлении, противоположном от леса и ведьминой башни.
Мерри…
Он точно знал, что ее нет в Суэйнсе, но Джейсону может быть известно, где держит ее ведьма. Если он не найдет Мерри, придется ехать в Майзерлинг. Но будет ли там ведьма? А если будет, признает ли, что практиковала на нем свое колдовство? Что одурманила его? Что держит в плену свою дочь?
Беспощадные дожди унялись, и утро выдалось прекрасное. Он уже хотел вскочить на Дамокла, когда услышал крик Гилпина:
— Милорд! Милорд, погодите! Она вернулась! Вернулась!
— Что?! Что ты сказал, Гилпин? — раздраженно обернулся Гаррон.
— Она здесь, милорд! Мерри здесь!
Гаррон не знал, что и думать.
— Я не ослышался? Мерри пришла?
— Да, и сказала, что мать ее отпустила! Смотрите, она идет сюда!
Гаррон поднял глаза и увидел бегущую к нему Мерри. На ней была ночная сорочка с накинутым сверху халатом. Она высоко поднимала подол. Расплетенные косы ярко сияли на солнце. Это Мерри! И она смеется и плачет одновременно и бежит изо всех сил, чтобы поскорее оказаться рядом с ним! Гаррон не сразу поверил собственным глазам, но тут же опомнился и бросился к ней. Поймал ее и зарылся лицом в волосы. Она настоящая, живая, и он чувствовал, как ее сердце бьется у самой его груди. Она действительно здесь, она вернулась к нему!
Он поднял голову, жадно глядя на нее. Сжал большими ладонями любимое лицо.