В своем возбуждении она неосознанно прикоснулась рукой к его плечу.
— Я продвинула по службе женщину в одной из наших компаний — она настоящая находка. Это было на Среднем Западе, в Кливленде, чтобы быть точной. Талантливая, полная энергии и напористости. Если она хорошо себя проявит, я переведу ее в Нью-Йорк.
— А что думают все ваши джентльмены о вашей личной кампании за права женщин?
— Теперь они только вздыхают — не позволяют себе никаких пререканий и не сопротивляются. Но местное начальство — все эти славные, “добрые старые приятели”, им, как вы понимаете, такой поворот ненавистен.
— А вам нравится посадить их в лужу.
Она подняла на него глаза, и лицо ее было недовольным.
— Вы ведете себя как психоаналитик, Кристиан.
— Простите, моя дорогая.
Его взгляд на минуту задержался на ее груди, четко очерченной под мягким платьем. Он так желал ее, что это причиняло боль.
— Роуи Чалмерс собирается жениться меньше чем через две недели, — сказала Элизабет.
— Да, я видел сообщение, — ответил он непринужденно, а сам внимательно наблюдал за выражением ее лица. — Надо думать, состоится грандиозная пирушка.
Элизабет гадала, что думают на этот счет Карл-тоны. Любопытно, таят ли еще Лоретта или Майкл зло на Роуи. Свистнуть в последнюю минуту и нарушить все его планы — было бы вполне в их стиле.
Кэтрин Карлтон не собиралась портить обедню Роуи, и тем не менее в пятницу утром она летела в Бостон. Ей было необходимо увидеть Роуи Чалмерса.
Джонатан был измучен и физически, и морально. Он смотрел из окна такси, пока шофер прилагал отчаянные усилия, чтобы влиться в поток машин, а потом выбраться из него на Порт-авеню. Был чертовски сырой и холодный день с моросящим дождем, к несчастью, полностью соответствовавший его настроению.
Он должен был поставить на место Элизабет Карлтон и при этом вести себя правильно. У него не было права на ошибку. Теперь он наконец признался самому себе, что вся эта сцена с Элизабет была большой глупостью. Он нащупал в ней самую болезненную точку и нанес удар, он углядел ее слабость и разил с уверенностью, но теперь пришло возмездие. Теперь ему предстояло найти единственно правильный подход к ней, найти какую-то нейтральную почву для общения. Как угодно.
Он расплатился с таксистом и вышел. Перед ним возвышалось здание “Аберкромби-Карлтон”. Он смотрел на него и считал колонны, потом прошел через вестибюль к служебному лифту, шедшему прямо до верхнего этажа.
Двери лифта открылись, и прямо перед собой Джонатан увидел огромный холл-приемную, который должен был бы казаться странным, потому что в меблировке поражала смесь старинных антикварных вещей с модерном. И тем не менее он таким не казался. Комната выглядела богато, очень богато обставленной, настолько, что на мгновение он испытал пугающее сомнение. Он почувствовал себя золотой рыбкой, выпущенной в океан.
Улыбающаяся молодая женщина спросила его имя, проверила, есть ли оно в списке, потом направила его по выстланному плюшевой дорожкой коридору. И наконец он оказался в просторном офисе, расположенном в конце коридора. Женщина постарше, на двери которой красовалась деревянная пластина с именем “Миллисент Стейси”, поднялась приветствовать его.
— Мистер Харли?
У нее был спокойный и ровный, добрый голос. “Итак, — подумал Джонатан, — Элизабет Карлтон не сказала ей обо мне, об этой “свинье” из Филадельфии, полной шовинистических мужских предрассудков”.
— Да, я здесь, чтобы увидеться с миссис Карлтон.
Миллисент узнала этот ошеломленный взгляд — ей не раз приходилось видеть такое выражение лица у людей, впервые приходивших сюда. Взгляд человека, впервые оказавшегося в самом центре могущества, невероятного могущества.
— Пожалуйста, присядьте на минутку, мистер Харли. Я доложу миссис Карлтон, что вы здесь.
Он сел на стул, показавшийся ему образцом французского антиквариата, моля Бога, чтобы стул не сломался, не выдержав его веса. Стул устоял. Джонатан даже и не подозревал, что стальные скобы защищали драгоценную мебель от поломки. Джонатан взял в руки ежегодный отчет АКИ, лежавший поблизости. “Нет, — подумал он, просмотрев несколько глянцевых и очень хорошо оформленных страниц. — Я не буду смотреть его дальше. На этот раз я должен вести себя правильно”.
Через минуту появилась Миллисент и улыбнулась ему материнской улыбкой.
— Не будете ли так любезны войти, мистер Харли? Я принесу вам кофе и датское пирожное. Подойдет?
Он кивнул, но его сжигало нетерпение — в мыслях он рвался вперед. Джонатан глубоко вздохнул, расправил плечи и вошел в офис Элизабет Карлтон. У него ушла минута на то, чтобы осознать, что в ее офисе поместились бы три его. Комната походила скорее на тронный зал. Боже, сколько же это стоило! Он бесшумно ступал по ковру, ворс которого был настолько длинным, что ноги утопали в нем и у него убавилось на дюйм роста.
— Мистер Харли.
Его взгляд встретился с глазами Элизабет, и Джонатан кивнул ей. Она казалась более суровой и официальной, чем во время визита в Филадельфию. Строгий шерстяной костюм, светлые волосы стянуты назад в тугой шиньон, открывая изящно очерченное лицо. Неужели она старалась выглядеть такой специально для него? Неужели Элизабет пыталась заставить его забыть о том, что она женщина? Он хотел сказать ей, что, несмотря на костюм мужского покроя, она выглядит подлинной женщиной, только слишком худа.
— Привет, миссис Карлтон. Она жестом указала ему на огромное кожаное кресло и села за стол напротив.
— Ваш полет был приятным, мистер Харли? “Никаких разговоров о гольфе или футболе”, — подумал он и едва заметно улыбнулся.
— Вполне приятным, миссис Карлтон.
— К сожалению, наша зимняя погода сегодня показала себя во всей красе.
— В Филадельфии такая же.
— А вот и кофе.
— Черный, пожалуйста, — попросил Джонатан Миллисент Стейси.
Он отрицательно покачал головой, когда она предложила ему датское пирожное.
Миллисент бросила на него полный понимания взгляд, и он пожалел, что не взял три датских пирожных.
Джонатан пил мелкими глотками превосходный крепкий кофе. Может быть, АКИ владеет и кофейными плантациями на Ямайке?
— Вы здесь потому, что теперь я могу получить с вас долг по займу. Верно, мистер Харли?
"Прекрасно, — думал он, — пусть сияет, пусть воображает, что победа за ней, пусть думает, что уже выиграла”.
— Да, конечно, — ответил он.
— В вашем распоряжении осталось семь недель, мистер Харли, и тогда я, разумеется, буду ждать погашения долга. Никакой отсрочки.
— Я на это и не рассчитывал.
— Тогда почему же вы приехали?