С этими словами, мало приличествующими отцу, маркиз направился в спальню с чувством выполненного долга, чтобы отойти в объятия Морфея.
Фрэнсис была вынуждена признать, что противники попались серьезные. За столом вскоре воцарилась атмосфера битвы не на жизнь, а на смерть. Хок оказался требовательным партнером, но она не возражала, внезапно испытав острую потребность победить во что бы то ни стало. Она призвала на помощь весь свой немалый опыт и играла с такой скоростью и уверенностью, что Эдмонд в конце концов бросил карты со словами:
— Этот противник нам не по зубам, дорогая Беатриса! Вы двое так хорошо спелись, что не стоит и пытаться справиться в вами. Жаль, Хок, что вы не можете взять жену в лондонский игорный клуб.
— Чтобы она подорвала у его завсегдатаев веру в свои силы? Нет уж, увольте. Я предпочитаю беречь и хранить многочисленные таланты Фрэнсис в Десборо-Холле, под своим присмотром.
Фрэнсис слегка сдвинула брови, не зная, как отнестись к словам мужа. Определенно он что-то задумал. Неужели его последняя фраза (довольно двусмысленная, надо признать) означала, что он не собирается возвращаться в Лондон?
Подали чай. Унесли чай. Время стремительно двигалось к ночи, но Фрэнсис совершенно не хотелось спать. Был ли тут виной ее долгий дневной отдых или что-то еще, но она чувствовала себя необычно взволнованной. Она подняла голову и встретила внимательный взгляд мужа. Фрэнсис вспыхнула, не зная точно, чего хочет сильнее: бросить карты в нахальное лицо Хока или задушить его поцелуями. Заметив ее смущение, этот негодяй улыбнулся самоуверенной улыбкой. Положительно стоило вставить ему в рот колоду карт вместо кляпа!
Хок поднялся из-за стола и как следует потянулся.
— Не пора ли нам разойтись по своим комнатам? Ты устала, Фрэнсис?
— Да, очень, — солгала она. Фрэнсис не сомневалась в том, что он придет к ней, она хотела этого безмерно!
В спальне она вся превратилась в слух в ожидании шагов мужа. Чуть позже он вошел, посмотрел на постель, на которой она лежала в откровенном ожидании, и довольно улыбнулся.
Фрэнсис решила, что лучшего момента для допроса, чем этот, не представится.
— Что ты собираешься делать, Хок?
— А ты не знаешь? Я собираюсь любить свою жену, чувствовать, как она обвивается вокруг меня, как она кричит от счастья и…
— Я спрашиваю, что ты задумал? Ты весь день ведешь
Себя так странно… раньше ты таким не был. — И это тебя беспокоит, дорогая?
— Ты такой скользкий тип, — буркнула Фрэнсис, нахмурившись. — Хотелось бы мне, чтобы ты хоть ненадолго перестал извиваться ужом и дал мне понять, кто ты есть.
— Могу я по крайней мере присесть?
— Можешь, — сказала она, не имея в виду, что он может сесть на постель.
Но Хок, конечно же, сел именно туда, а потом и нагло развалился на спине, положив голову на ее бедра и глядя ей в лицо.
— А теперь расскажи, что именно тебя беспокоит. С Беатрисой ты справляешься, ко всеобщему восхищению. К Отису вернулся естественный цвет лица, миссис Дженкинс отказалась от намерения подсыпать яду в чай моей сестрицы.
— Я не нравлюсь Беатрисе, — пожаловалась Фрэнсис.
— Ты права, но со временем это пройдет. Она волнуется за меня… по крайней мере я надеюсь, что ей не безразлична моя участь. Когда она поймет, что я едва могу держать руки на привязи в твоем присутствии…
— Хватит, Хок! Твои шуточки способны вывести из себя даже кроткую голубицу!
— Я не шучу, дорогая.
— У меня отнимаются ноги, — мстительно заявила Фрэнсис. — Ты тяжелый.
— Да, я знаю, — улыбнулся Хок.
Одним быстрым движением он оказался рядом с ней, поверх покрывала. Кончики его пальцев коснулись ее лба, скользнули вниз вдоль носа и замерли возле губ.
— Хок…
— Ты самая красивая женщина в мире, Фрэнсис.
Он сказал это очень серьезно, без малейшего оттенка насмешки. Скорее даже в его голосе слышалась тревога. В сумерках его зеленые глаза казались темными, очень глубокими.
— Ты… ты тоже очень красивый, Хок.
Странная тревога исчезла из его глаз, сменившись тем же смущающим, знающим огоньком. Фрэнсис слегка выгнулась навстречу руке, ласкающей грудь.
— Раньше я бы ни за что не поверила, что от простого прикосновения может потемнеть в глазах.
Еще более странно то, что у мужчины темнеет в глазах от прикосновения женской груди к его ладони.
Хок закрыл глаза. Ладонь продолжала скользить по ее телу, словно он хотел узнать и запомнить ее не на взгляд, а на ощупь, как слепой.
— Не продавай перстень, Фрэнсис, — вдруг сказал он, открывая глаза.
— Я не желаю слепо подчиняться тебе в чем бы то ни было! Я не желаю становиться твоей покорной рабыней!
— Я твой муж, — сказал он просто.
Это означало, что дальнейший спор, по его мнению, не имел никакого смысла. Фрэнсис не стала настаивать: в данный момент ей меньше всего хотелось ссориться. Впрочем, если бы у нее и были доводы в защиту своей точки зрения, они бы испарились по мере того, как нарастало сладостное ощущение между бедер.
— Хок, — прошептала она, коснувшись висков мужа кончиками пальцев обеих рук. — Хок, я хочу тебя.
Это было сказано так естественно, с таким неприкрытым желанием, что привело его в полное неистовство. Фрэнсис ответила со всей недавно обретенной пылкостью. Ему нравилось, как она кричит от счастья, и она кричала, наслаждаясь прикосновением ладони ко рту. Ему нравилось, как она стонет, и она стонала, смутно угадывая, что этим только сильнее распаляет его. Его губы были влажные, мягкие и сладкие, и сила его толчков была бешеной и прекрасной.
— Боже милостивый… — выдохнул Хок, не в силах даже освободить Фрэнсис от тяжести своего тела. — Вы не дадите мне дожить до тридцати, мадам!
— Нас похоронят вместе, милорд, и мне будет даже обиднее, потому что я младше вас!
Минут через пять Хок пошевелился и без особенного удивления заметил, что готов продолжать. Он засмеялся.
— Я превращаюсь в какое-то ненасытное животное, — сказал он, весьма, впрочем, довольный.
— Вот и хорошо, — искренне одобрила Фрэнсис.
Она проснулась глубокой ночью от ощущения губ, движущихся вниз по шее, и рук, движущихся вниз по животу. Она лежала на боку, и муж прижимался к ней сзади. Фрэнсис счастливо улыбнулась в темноте.
— Согни ногу в колене, — прошептал Хок ей на ухо, и она подчинилась более чем охотно.
Она закусила губу, чувствуя, как он входит в нее. Это было так же сладостно — и совсем по-иному.
— Да… вот так хорошо… очень хорошо, милый…
Она не почувствовала его оргазма, потерявшись в собственном наслаждении, но когда очнулась, Хок уже засыпал, по-прежнему прижимаясь к ее спине. Она уснула через несколько минут.