– Я получала целую гору подарков. И мне удавалось пробраться в гостиную – помогать слугам украшать елку. Мама была так занята, но пониманию детей это недоступно. Лия так счастлива.
– В этом году особенно. Ведь это ее первое Рождество с папой и мамой.
Улыбка Джианы стала еще веселее, когда Алекс продолжил:
– Елка постоит дня два в коридоре, а потом мы занесем ее в гостиную. Анна помогает Лии делать игрушки.
– Это замечательно, – сказала Джиана. – Может, Анна и меня научит?
– Кажется, я смогу помочь тебе, – улыбнулся Алекс. – Я неплохо делаю елочные украшения.
– Ты ими увлечен так же, как орхидеями?
– Больше. Если хочешь, то на Рождество наш дом будет открытым для всех.
– Конечно, хочу. – У Джианы загорелись глаза. – Ты не будешь против, если я приглашу Латимеров?
Сакстон скривил рот, но все же произнес:
– Нет, это хорошая мысль.
– Иногда ты ведешь себя вызывающе, Алекс!
– Довольно того, что Чарльз получит твои деньги, когда затея с мистером Маккормиком провалится.
– Не будем спорить об этом сегодня, Алекс.
– Отлично. – Он погладил ее по руке. – Хочешь ко мне на колени?
Джиана с готовностью пересела к нему.
– Знаешь, – промолвил Алекс, – мне так нравится семейная жизнь. Ты обращаешься с Лией, как с дочкой.
– Я… я полюбила ее.
– А меня бы ты любила, будь мне девять лет?
– Не могу же я бороться с Лией так же, как с тобой, – ответила Джнана.
– Мне однажды пришло в голову, что мы с тобой ведем себя, как мартовские коты. Но кошка обязательно должна отдыхать.
– Похоже, ты прав, – спокойно произнесла Джиана, поцеловав Сакстона в шею. – Когда я приехала в Нью-Йорк, я, пожалуй, была… резковатой.
– «Пожалуй!» – насмешливо повторил Алекс.
– А ты… Алекс, ты был очень добр ко мне.
– Только никому не рассказывай этого, принцесса, а то моей репутации придет конец. – Положив руку ни живот Джианы, он задумчиво промолвил, обращаясь скорее к себе, чем к ней:
– Жизнь – такая странная штука.
– Да, – согласилась с ним Джиана. – Я была так счастлива, занимаясь бизнесом, и вдруг в мою жизнь ворвался ты, нахальный американец! И всего за неделю я потеряла невинность, заболела…
– Забеременела, – добавил Сакстон.
– Пожалуй, мне не стоило извиняться за резкость.
– Бродячие коты никогда не извиняются, – сказал Алекс, многозначительно приподняв брови.
* * *
– Алекс, не могу поверить!
– Веселого Рождества, Джиана! – поздравил ее Алекс.
– Ты сделал это для меня? – Джиана изумленно оглядывала комнату в южной части дома, которая прежде была обставлена неуклюжей, тяжелой мебелью. Теперь эта мебель, унылые серые обои и мрачные темные портьеры исчезли. На полу появился бело-голубой ковер, вдоль стен стояли книжные шкафы, заполненные великолепными изданиями, возле окна, выходящего в сад, поместился изящный дубовый стол. На его полированной поверхности стоял стакан из слоновой кости с карандашами и ручками. Рядом с ним – дагерротип, запечатлевший Лию, Джиану, миссис Карутерс и Алекса на прогулке в парке Сити-Холл. На углу стола лежала стопка бумаги со штампом «Джорджиана ван Клив-Сакстон» и адресом конторы. Над камином висела картина Борнета с изображением Нью-Йоркской гавани.
– Но зачем? – медленно повернувшись, спросила Джиана.
– Как это зачем? – удивленно переспросил Сакстон. – Ты уже начала наводить порядок в моей библиотеке, и я подумал, что тебе нужна своя собственная. К тому же, если у тебя будет свой кабинет, ты сможешь больше времени проводить дома.
Но тут глаза их встретились, и Алекс прочел во взгляде Джианы невысказанную мысль: «Но я не буду жить здесь! Еще пять месяцев – и меня уже здесь не будет».
– Бумага. – промолвила Джиана. – Замечательно.
– Я подумал, – холодно заговорил Алекс, – что деловая женщина должна иметь именную бумагу. Надеюсь, тебе нравится?
Джиана кивнула. Подойдя к книжному шкафу, она посмотрела на корешки книг:
– Диккенс… Я люблю Диккенса.
– Здесь также есть книги греческих философов и работы современных экономистов и политиков.
– Ох, и Джейн Остин! – воскликнула Джиана, вытаскивая с полки том «Эммы». – Как ты узнал, что она моя любимая писательница?
– Мне сказала об этом твоя мать.
– Так ты давно это задумал?
– В общем, да. Самым трудным было сделать так, чтобы ты не видела рабочих. Но ты так увлеклась клубничным мороженым, что рабочие могли делать свое дело и в вечерние часы.
Джиана поставила книгу на место.
– Надо же, кресло точь-в-точь как у тебя, только поменьше. – Джиане очень нравилось кресло Александра, но, не признаваясь в этом, она поддразнивала его, говоря, что его кресло просто огромное.
– Да.
Подхватив юбки, Джиана подбежала к мужу и крепко обняла его.
– Спасибо тебе, Алекс.
Он поцеловал ее в затылок.
– Мой рождественский подарок, конечно, куда скромнее, – проговорила Джиана, теребя пуговицу на платье – Может, он тебе и не нужен.
– Не стоило беспокоиться из-за меня, – грубо произнес Сакстон.
– Вы не любите подарков, мистер Сакстон? – изумленно спросила Джорджиана. – Даже такой великан, как вы, должен иногда радоваться.
– Я и радуюсь почти каждую ночь.
Джиана отошла от него и шутливо пригрозила Алексу пальцем:
– Стой здесь. Я вернусь через минуту.
Алекс все еще разглядывал кабинет, когда в комнату ворвалась раскрасневшаяся от бега Джиана с большим пакетом в руках
Это была картина – Алекс нащупал раму сквозь плотную бумагу.
– Это… я, – произнесла Джиана, стоя позади него. Алекс поставил полотно на стол и отошел на несколько шагов, чтобы получше разглядеть его.
– Работа господина Тернера, – прошептала Джиана. Алекс молчал. – Конечно, он был известен как пейзажист, но мама уговорила его написать мой портрет.
Алекс смотрел на портрет Джианы, где она была изображена с наивными, широко распахнутыми от удивления глазами, правда, художник не совсем точно передал их цвет. На ней был синий костюм для верховой езды, стояла Джиана рядом с великолепным скакуном, положив руку ему на холку. Позади в тумане виднелись сиреневые горы и лес. Девушка на картине была очень похожа на ту Джиану, что Алекс видел в Риме.
– Когда была написана картина?
– На Рождество 1846 года.