Брент опустился на кровать рядом с ней, опершись на локоть.

— Говори, — повторял он, нежно лаская ее пальцами. — Нечего сказать? Мне кажется, дорогая, что твои чувства такие же нежные, как и твоя плоть. — Пальцы Брента сжимали ее все сильнее, и она не выдержала и застонала. — Этот кот знает, чего хочет, не правда ли? А многие мужчины не знают. То есть, может быть, и знают, но не обращают внимания. Тебе повезло, жена, мне нравится доставлять наслаждение женщине.

— Ты не нравишься мне, — выдохнула она, когда его рот накрыл ее губы. — Ты жестокий, бесчувственный…

— Я? Дорогая, чтобы разувериться в этом, достаточно прикоснуться ко мне.

Байрони безумно хотелось дотронуться до него.

Она повернулась на бок и крепко сжала его пальцами — он был твердый и теплый. Байрони ощупывала и ласкала его.

— Брент, — прошептала она нежно и отчаянно, — иди ко мне.

Она почувствовала, как его палец проник внутрь нее, и крепче сжала вокруг него ладонь. Она с восторгом услышала, как он застонал. Потом поднял ее ногу, подтянул ее ближе к себе и вошел в нее. Нежно и медленно. Он смотрел на ее лицо, проникая глубже, потом вышел обратно. Глаза Байрони блестели во мраке освещенной луной комнаты. Его пальцы снова стали ласкать ее лоно, и она прижималась к нему.

— Так, хорошо, любовь моя? — шептал Брент в ее раскрывшиеся губы. — Я хочу, чтобы ты взорвалась от наслаждения в тот самый момент, когда я войду в тебя.

Хочу чувствовать, как это будет, хочу, чтобы ты знала, что никто другой не даст тебе таких ощущений.

Ей хотелось возразить, что никакая другая женщина не доставила бы ему такого наслаждения, как она, но от слов Брента голова ее пошла кругом, и она больше ничего не сознавала — волна удовольствия накрыла ее. Байрони закричала. Но Брент владел собой. Он пристально смотрел на нее, чувствовал, как ее тело напряглось перед разрядкой, а его собственное наслаждение было таким сильным, что испугало его.

— Байрони, — услышал он собственный хрип вместо голоса. Забыв обо всем на свете, он погрузился в нее в последний раз.

— Я люблю тебя! — выдохнула Байрони, а тело ее продолжало содрогаться. С глубоким стоном она выгнулась вверх и ощутила, как он в самой ее глубине изверг свое семя.

Она крепко обхватила руками его спину, уткнувшись лицом в плечо.

Слова Байрони потрясли Брента. Но он решил, что она произнесла их не осознанно, в минуту наслаждения. Брент перевалился на бок вместе с нею, оставаясь внутри нее. Он отбросил с ее лица волосы.

— Байрони, — спросил он, прижимаясь губами к ее виску, не в силах себя сдержать. — Ты понимаешь, что ты сказала?

Она прильнула к нему плотнее и слегка потерлась щекой о плечо.

— Понимаешь? — настаивал Брент.

Байрони спала.

Брент глубоко вздохнул. «Я безумец, — подумал он. — Как Байрони могла меня полюбить? Я был для нее лишь избавлением. Научил ее наслаждению, только и всего. Страсть заставляет людей говорить то, чего они не хотят говорить». Брент, один из немногих, это хорошо понимал. Нет, она произнесла эти слова помимо своего желания. Не могла она его любить. Господи, да и он сам, несомненно, не давал ей для этого никакого повода. И не хотел, чтобы она его полюбила. Он почувствовал, как она пошевелилась, и замер. Нет, черт возьми, разумеется, хотел.

Глава 26

Брент сидел за отцовским письменным столом — огромным дубовым сооружением, которое хорошо помнил с раннего детства. Отец выглядел значительнее за этим столом, где громоздились стопки важных бумаг, чернильный прибор из черного оникса и старинные французские золотые часы. Он ненадолго закрыл глаза, откинувшись на спинку потертого кожаного кресла, и погрузился в воспоминания.

«Я надеюсь, что ты и твой брат будете относиться к вашей новой матери с должным уважением, мой мальчик».

«Какая мать… — мрачно ответил ему Брент. — Моя мать умерла». Что еще он мог сказать, если отцу захотелось девушку всего на четыре года старше его сына? Он хотел спросить отца, почему тот женился на ней, но мудро сдержался.

«Да, ваша дорогая мама умерла. Тому уже пять долгих лет. — Эйвери Хаммонд вздохнул, проводя пальцами по густым бакенбардам. — Я был так одинок, Брент. Ты понимаешь меня?»

Нет, он не понимал, но кивнул. Ему хотелось поскорее уйти на охоту с Расселом Лонгстоном, приятелем с соседней плантации.

Брента возвратил из воспоминаний к действительности стук в дверь библиотеки, и он быстро встал.

— Войдите, — пригласил он. Теперь, с чувством боли, он недоумевал, как оказался таким бесчувственным к отцу. Но, увы, слишком поздно пытаться что-то поправить десять лет спустя. «Вы породили не сына, а тупого осла, отец, и все же сделали меня своим наследником. Как мне поступить?»

В библиотеку уверенно вошел Фрэнк Пакстон. Он пользовался этой комнатой до возвращения домой Брента Хаммонда. Привык сидеть за столом хозяина.

Он улыбнулся и протянул Бренту гроссбухи:

— Вот, Брент записи о всех приобретениях, всех расходах и доходах за последние пять лет.

— Садитесь, Фрэнк, — любезно предложил Брент, — и давайте посмотрим, как у нас обстоят дела.

В гостиной Байрони разговаривала с Мамми Бас.

Лорел, грациозно откинувшись на спинку вращающегося кресла из красного дерева, бросала на них полувопросительные взгляды.

— Я хочу раздать всем обслуживающим дом летний материал — хлопок, Мамми. Просто смешно, что люди круглый год носят шерстяную одежду.

— То-то, — лениво заговорила Лорел, подавляя зевок, — рабы подняли такой крик вокруг вас. И поступят так же, разодень ты их хоть в шелка. Они…

— Кроме того, — не замечая Лорел, продолжала Байрони, — нужно нанять швею. Ра.., слуги, с которыми я успела поговорить, не имеют ни малейшего понятия о том, как что-то сшить, умеют лишь строчить самые грубые швы. Да к тому же, загруженные многочисленными обязанностями, не имеют на это времени.

Я поговорю с мистером Хаммондом также о покупке материала для работающих в поле.

— С вас станет, не сомневаюсь! Они лентяи, способные только плакаться… Это же пустая трата денег. Мой муж никогда не шел на такое неразумное расходование средств. Брент не глуп. Вряд ли он поступит иначе.

Мамми Бас не произнесла ни слова. Но про себя думала: что-то будет, когда вы уедете, маленькая миссис? Пакстон сорвет с них новую одежду, да еще высечет всех в свое удовольствие. Мисс Лорел промолчит, а мистер Дрю — тоже, ведь он живет в другом мире со своими картинами.

— Если вы не против, Мамми, я хотела бы поговорить с кухаркой. Как ее зовут?

— Миль, миссис.

— Миль! Какое необычное имя. Да, хорошо, если не возражаете, я сейчас же пойду на кухню и побеседую с нею.