– Он далеко не мальчик, папа. Ему двадцать шесть.
– Да, но для мужчины это совсем немного, – возразил де Бошам. – Всем известно, что мальчики взрослеют позднее девочек. Может, это и несправедливо, но так уж устроил Господь. Конечно, Анри немного глуповат, но с возрастом он, несомненно, поумнеет. К тому же он из отличной семьи) Анри уже владеет целым поместьем, в то время как его дядя большую часть времени проводит в Париже с королем Людовиком. Так вот, его дядя заверил меня, что управление поместьем поможет Анри повзрослеть. Между прочим, – продолжал Гийом, – и тебе, моя дорогая девочка, уже почти двадцать. Тебе давно пора выйти замуж, ведь ты-то уже года два как созрела для этого. Да, муж – это тот, кто тебе нужен. Я был слишком эгоистичен.
– Нет, если кто и был эгоистичным, так это я, папочка! – покачала головой Эванжелина. – Но зачем выходить замуж, когда у меня есть ты?
– Но ты еще никогда не любила, – пожал плечами Гийом. Он картинно нахмурился, и его великолепные брови сурово сошлись на переносице, однако блестящие глаза искрились от смеха. – Если бы ты познала любовь, то никогда не осмелилась бы произнести такую глупость.
Но Эванжелина осталась серьезной, она наклонилась поближе к отцу, ее длинные волосы перекинулись через плечо.
– Почему-то замужество не кажется мне слишком уж привлекательным. Что ты скажешь хотя бы о замужних дамах, которые вьются вокруг тебя? Неужели они любят своих мужей? По-моему, замужество лишь позволяет женщине перейти из дома отца в дом мужа. Разница только в том, что в доме мужа она просто обязана произвести на свет детей и повиноваться каждому капризу супруга. Нет, мне это не по нраву, папа, – решительно заключила она.
Месье де Бошам лишь покачал головой. Да уж, его доченька упряма – в точности как ее мать Клодия. И вдруг Гийому пришла в голову ужасная мысль: что, если Эванжелина еще упрямее матери? Вдруг она упряма так же, как ее двоюродная бабушка Марта? Пожалуй, ему необходимо настоять на своем. Гийому это не нравилось, но другого выхода не было. Он должен потолковать с дочерью серьезно.
– Детка, тебе следует изменить снос мнение на этот счет, – заявил он сурово. – Любовь совсем не обязательна для удачного замужества.
– Стало быть, ты не любил маму? – воскликнула девушка изумленно.
– Любил, конечно, но я же сказал, что любовь не обязательна. Важно, чтобы супруги одинаково смотрели на вещи, имели какие-то общие ценности, мысли. Ну и, разумеется, немного уважали друг друга. Большего не требуется.
– Что-то я не припоминаю, чтобы мама хоть а чем-то соглашалась с тобой, зато не раз слышала, как вы смеетесь в спальне. Представь себе, я частенько подслушивала у дверей, когда была маленькой. Правда, Бесси, горничная, как-то раз застала меня за этим занятием и взяла с меня обещание никогда больше этого не делать. А потом Бесси почему-то покраснела. – Эванжелина рассмеялась, увидев, как, в свою очередь, покраснел отец. – Все в порядке, папочка. Как ты уже заметил, мне почти двадцать лет, так что я знаю, что происходит, когда муж и жена остаются наедине. И я уже говорила, что вы с мамой вечно спорили, даже из-за того, что подать на обед. Мама терпеть не могла соусов, а ты просто видеть не мог сухого куска мяса. Ты еще упомянул о взаимном уважении? Нет, папа, такой брак мне не нужен. К тому же Анри такой неангл… – Похолодев, она осеклась на полуслове.
– А-а… – протянул Гийом.
Робко улыбнувшись отцу, девушка сложила на груди руки.
– По правде говоря, мне просто слов не хватает, когда речь заходит об Анри, – призналась Эванжелина.
– Похоже, ты хотела сказать, что в бедняге Анри нет ничего английского? – подсказал отец.
Де Бошам посмотрел на дочь своими прекрасными синими глазами. Внезапно Гийом подумал, что Эванжелина никогда не будет счастлива в его родной Франции, но станет притворяться для него. А может быть, все устроится. Он сам долго привыкал к Англии.
– Папочка, прости меня, но лучше уж я останусь старой девой, чем выйду замуж за этого невыносимого Анри Моро. Но ведь есть еще Этьен Дедар и Андре Лафей, правда, они оба какие-то.., масленые. Да-да, поверь мне, папочка, они никогда не смотрят в глаза, разговаривая со мной. Впрочем, возможно, они не так уж и плохи, просто мне не нравятся. И еще эта политика… Мне кажется, не следует говорить о собственном короле таким тоном. – Эванжелина чисто по-французски пожала плечами и, улыбнувшись, подумала, что ее мать-англичанка в жизни бы не сделала подобного жеста.
– Но ведь многое изменилось, Эванжелина, – возразил Гийом. – Вернувшись во Францию, Людовик нередко вел себя неподобающим образом. И насколько я понимаю, многие французы оскорблены его упрямством, его невоздержанностью, нежеланием понимать сложившуюся ситуацию.
– Не думаю, что все это касается простых людей. А аристократы, кстати, просто ненавидят друг друга. И между прочим, осмеливаются издеваться над англичанами, которые на самом деле спасли их. Признаюсь, все это ужасно злит меня. – Девушка замолчала и потерла лоб ладонью. – Прости еще раз, папочка. Просто я устала, вот и все. А когда я устаю, мой язык перестает мне повиноваться. Я просто несносна… Прости…
Де Бошам встал и подошел к дочери. Взяв Эванжелину за руки, он поднял ее с кресла и заглянул в карие глаза девушки – глаза ее матери – огромные и такие глубокие, что философ вроде него вполне мог отыскать в их темной бездне ответы на некоторые вопросы. Похлопав дочь по плечу, Гийом, как обычно, поцеловал ее в обе щеки.
– Ты так красива, Эванжелина, – промолвил он. – Но твоя душа еще прекраснее.
– Да нет, папочка, я серенькая самка красавца павлина по сравнению с тобой, – пробормотала девушка.
Улыбнувшись дочери, Гийом нежно погладил ее по щеке.
– Ты слишком привязалась к этим нудным англичанам, – заявил он. – Конечно, люди они, надо признаться, неплохие, если только смириться с их тяжелой пищей и скучными разговорами.
– Стало быть, ты любишь во мне только французскую половину? К тому же я уверена, что мама никому не казалась скучной.
– Да уж, с этим спорить не буду, – кивнул де Бошам. – Да мне даже ноготки на твоих пальчиках нравятся, та fille. A что до твоей матери… Знаешь, я почему-то уверен, что в душе она была француженкой. Клодия обожала меня. Впрочем, что-то я отвлекся… Пожалуй, мне, старику, пора привыкнуть, что ты больше англичанка, чем француженка. Может, ты хочешь вернуться в Англию, Эванжелина? Я же не слепец, детка, и вижу, что во Франции ты и дня не была счастлива.
Девушка крепко обняла отца и прижалась щекой к его щеке – для женщины она была довольно высокой.
– Папочка, мое место здесь, с тобой. Уверена, что смогу ко всему привыкнуть. Только мне не хочется выходить замуж за Анри Моро.
Внезапно снизу раздался грохот – кто-то изо всех сил барабанил в тяжелые двери, потом в нее стали стучать ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Закричала Маргарита. Послышался громкий и испуганный возглас Жозефа, потом еще один вопль и звук удара.