Ричард улыбнулся и осторожно поднес к губам ее пальчики.
— Я глупец. Вот увидите, Сабрина, все уладится. А теперь мне нужно идти. Вы должны вернуться в бальную залу, к гостям, пока вас не хватились. Прощайте.
Он низко поклонился и закрыл за собой дверь.
К двум часам ночи Сабрина так утомилась, что едва держалась на ногах. Пока Дорис причесывала ее на ночь, она чуть было не задремала. Но тут дверь спальни с грохотом распахнулась, и на пороге возник Филип. Сабрина сонно улыбнулась:
— Проводил последних гостей?
Не получив ответа, Сабрина с некоторым удивлением повернулась и посмотрела на мужа. Он был мрачен как туча.
— Да, все уехали. Пунш с шампанским выпит до капли.
Он устало опустился в кресло, и длинные пальцы стали выбивать на подлокотнике маршевый ритм.
— Мы танцевали только два вальса, Филип. Я надеялась на шесть. Но ты так щедро расточал свое обаяние, что дамы никак не желали расстаться с тобой.
Филип отмахнулся и тихо, с ледяной учтивостью заметил:
— По крайней мере у тебя хватило ума возвратиться в залу, прежде чем сплетники заметили твое отсутствие.
До потрясенной Сабрины не сразу дошел смысл его слов. Она лишь ошеломленно тряхнула головой.
— Я оторвала оборку, пришлось заколоть булавками. Если бы ты пригласил меня танцевать после того, как я пришла, сразу бы все объяснилось.
— И кто сочинил эту сказку? Ты или Ричард?
Сабрина плотно сомкнула губы.
— Я не виню тебя за то, что ты пытаешься все скрыть. На твоем месте я поступил бы так же. Но, к несчастью для тебя, Сабрина, я видел, как вы входили в ту уединенную каморку.
— Что за вздор вы несете, милорд!
— Милорд? Как официально! Но возможно, ситуация этого требует. Видишь ли, Сабрина, я дал тебе возможность доказать свое равнодушие к Кларендону, но добился совершенно противоположного. После вальса вы сразу ушли вдвоем.
Сабрина медленно поднялась, заливаясь краской.
— Хочешь сказать, что пригласил Ричарда, желая устроить нечто вроде испытания?
— Да, которого ты не выдержала.
— Не может быть, Филип. Не может быть. Ты имеешь наглость признаваться, что не поверил мне, когда я твердила, что равнодушна к Ричарду? И посмел пригласить его лишь по этой единственной причине? Подвергнуть свою жену пытке искушением?
— Нет, конечно, нет, — запротестовал Филип, вскакивая. — Я вполне могу справиться со своей супругой, не прибегая к недостойным уловкам.
— Но если это не уловка, то что же в таком случае?
— Просто возможность для тебя доказать свою преданность мне. Но, как я уже сказал, ты потерпела неудачу. Теперь я обязан спросить, какие чувства ты питаешь к Кларендону.
— Будь у меня нож, я вонзила бы его в твое коварное, лицемерное, лживое сердце! Ублюдок, это ты изменяешь мне на каждом шагу! Обвиняешь меня в связи с Ричардом без всяких тому доказательств, хотя временами называешь жену именем своей мерзкой любовницы! Мартина, ах, Мартина!
Она схватила пузырек с духами и швырнула в мужа. И страшно пожалела, что не попала, потому что он, увернувшись, громко захохотал. Но тут же став серьезным, объявил:
— Я мужчина. Ты моя жена. Следовательно, должна повиноваться мне и даже не помышлять об измене.
Сабрину трясло от ярости. Нет, она больше не станет ничем в него кидаться. Это глупо и по-детски. Нужно действовать умнее, уничтожить его сарказмом, он довел ее до предела, и глаза застилает красной дымкой бешенства.
— Я прошу тебя немедленно удалиться, Филип. Больше нам не о чем говорить.
Но Филип подошел к ней и, взяв ее руки в свои, слегка тряхнул. Сабрина нехотя подняла глаза.
— Ошибаешься. Будешь делать, как тебе велено. Нам есть о чем говорить. Ты моя жена, и это мой дом.
— А ты — мой муж.
— Конечно. Отныне ты находишься под защитой моего имени, и я не позволю его чернить. Слушай меня, Сабрина. Слушай внимательно. Я не потерплю ни Кларендона, ни кого иного в роли твоего любовника.
— Ричард до сих пор считал, что ты лишил меня девственности еще в охотничьем домике. Но я открыла ему глаза, объяснив, что всего несколько дней назад потеряла невинность, что ты взял меня трижды и я считаю невероятной чушью все утверждения о стремлении и готовности женщины добровольно завести роман. То, что делают мужчины с женщинами… то, что ты сделал со мной… это унизительно и мерзко! Я не хочу никакого любовника, Филип! Сама мысль об этом мне смешна!
Ошеломленный, Филип несколько раз открыл и закрыл рот, как рыба на песке.
— Ты призналась Ричарду, что я не сумел дать тебе наслаждения? — возмутился он наконец.
Сабрина удивленно воззрилась на него. Нет, она не способна понять мужской логики!
— Я сказала ему, что ты грубиян и олух! — упрямо приподняв подбородок, проговорила Сабрина.
— Нет, — медленно протянул он, изучая ее мраморно-белое лицо, — нет, ты ведь любишь меня. И никогда не позволила бы себе унизить меня перед другим мужчиной.
— Ты противоречишь себе. Если я, как ты утверждаешь, люблю тебя, о каком любовнике может идти речь?
— Не знаю, истинно ли твое чувство. Я думаю, это просто увлечение, которое рано или поздно пройдет, и ты бросишься в объятия Ричарда. Он умеет обращаться с женщинами. Но все же мне неприятно, что ты назвала меня грубияном в его присутствии. Ты ошибаешься, просто никак не придешь в себя из-за этого негодяя Тревора. Ты еще не оттаяла…
Не договорив, он коснулся пальцем е» щеки.
— Такая мягкая, — пробормотал он, наклоняясь. Сабрина отпрянула.
— Неужели ты хочешь снова сделать это со мной, хотя считаешь падшей женщиной?
— Отнюдь не падшей. Просто эта опасная тропинка может завести тебя слишком далеко, а мне этого не хотелось бы.
— Ты сейчас похож на ревнивого супруга, Филип, — бесстрастно бросила Сабрина. — Там, где нет любви, а ты ничего подобного ко мне не испытываешь, почва слишком бесплодна и способна взрастить лишь ревность.
— Я никогда не стану ревновать женщину, особенно свою строптивую жену. Но и рога носить не собираюсь, Сабрина. Сегодня я позволил тебе флиртовать с Ричардом. В последний раз. Этому будет положен конец. Мне казалось, после всего, что я для тебя сделал, ты должна хотя бы выказать некоторую благодарность.
Сабрина только что поклялась себе никогда и ничем не швыряться в мужа, но рука помимо ее воли стиснула щетку. Она словно со стороны наблюдала, как эта самая рука поднимается и щетка описывает дугу в воздухе. Филип схватился за челюсть. Наконец-то ей удалось причинить ему боль!
— Ты жалкий глупец, Филип. Убирайся.