— Вы ссорились из-за его любовницы?
— И из-за нее тоже. Но с моей стороны это было нечестно. Видишь ли, перед женитьбой я пообещала предоставить мужу полную свободу.
Старый граф изумленно посмотрел на внучку:
— Ты разрешила молодому человеку вести прежний образ жизни?
— Да, но он довольно грубо заметил, что и без того совершенно волен в своих поступках и никому не позволит себе указывать. Так и оказалось в действительности.
— Именно поэтому ты покинула его? Господи, до чего же ее легко разгадать!
Сабрина смущенно опустила глаза.
— Дело в том, что я люблю его, а он ко мне равнодушен. Да, он взял на себя ответственность за меня, заботится, оберегает, но не питает ко мне никаких чувств. О, дедушка, я ужасно поступила с ним и, что всего страшнее, не раскаиваюсь и повторила бы все еще раз. Поэтому и уехала. Не могу смириться с существованием других женщин в его жизни.
— И что же ты натворила? Нечто возмутительное и вполне достойное имени Эверсли?
Сабрина улыбнулась, но тут же застонала и уткнулась лицом в его халат.
— Ворвалась в дом его любовницы и, увидев его там, пришла в такое бешенство, что бросилась на него и ударила коленом в пах. После этого умчалась домой. Филип последовал за мной. О нет, он не стал упрекать меня, пальцем не тронул, несмотря на скандал, который я устроила. Однако я поняла, что все кончено.
— О Господи, — вздохнул граф. — Говоришь, ударила? Туда?
— Да, и он едва не лишился сознания. Я не знала, что это так больно.
— Для мужчины нет места чувствительнее.
— Ах, дедушка, он меня ранил куда сильнее! Все рухнуло. Поняв, что надежды на примирение нет, я наутро наняла карету и уехала.
Граф пристально смотрел в фиалковые глаза. Глаза Камиллы. Вполне возможно, его преданная и любящая жена сделала бы с ним то же самое, вздумай он завести себе любовницу, правда, такое ему и в голову не приходило.
Он откинулся на спинку кресла и сжал ладонь внучки.
— Ты любишь его всем сердцем? И отдала бы за него жизнь? И готова любой ценой защитить его?
— Да.
— Значит, он просто осел, если даже пинок верной жены на него не подействовал!
Жаль, что он никогда не встречался с виконтом. Возможно, все было бы по-другому. Граф подержал в руке прядь тяжелых красноватых волос, рассыпавшихся по спине Сабрины. Перед его глазами встал другой образ, так похожий на внучку, образ из прошлого, живший лишь в его воспоминаниях.
— Я уже говорил, ты истинная внучка Камиллы. Поверь, Сабрина, ни один мужчина, узнавший ее, не мог бы добровольно расстаться с этой необыкновенной женщиной. Когда я увидел Камиллу во всем блеске, стал ее верным рабом. На всю жизнь.
Риббл отворил парадную дверь, всмотрелся в стоявшего на крыльце джентльмена и, широко улыбнувшись, протянул руку, чего уважающий себя дворецкий, разумеется, ни в коем случае не должен был делать. Но Риббл в этот момент, казалось, забыл обо всем на свете.
Филип не задумываясь пожал его ладонь:
— Рад снова видеть вас, Риббл.
— Спасибо, милорд. О Господи, все это ужасно странно, но в то же время прекрасно, не поймите меня неправильно. Вот счастье-то! Ее сиятельство будет в восторге! Но вы приехали так быстро! Спешили? Заходите, милорд. Позвольте взять ваши пальто и перчатки. Да, сегодня поистине великий день.
— Вы правы. Ее сиятельство наверняка удивится моему появлению.
Филип ступил в холл и, услышав шелест шелка, оглянулся. Но это оказалась Элизабет. Она молча приближалась к нему.
— Значит, вы все-таки явились.
Филип с усмешкой поклонился:
— Разумеется. Надеюсь, вы приветили мою жену?
Сейчас он узнает, что наговорила Сабрина своей проклятой сестрице. Филип ждал, спокойный, сдержанный, вопросительно подняв брови.
— Она прибыла только вчера вечером, милорд, и немедленно поднялась к деду. Я почти ее не видела. По-моему, она и ночь провела в его покоях.
— Что неудивительно, не так ли, Элизабет?
— Не понимаю, о чем вы, милорд.
— Неужели? Но прелестная юная девушка, видимо, опасается стать жертвой злодеев, скрывающихся в закоулках дома. Что, если один из них попытается ворваться в ее спальню?
— Какая глупость! Здесь нет и не может быть никаких злодеев. К сожалению, должна заметить, что ваши аллегории довольно грубы.
— Какие же это аллегории? Чистая правда!
Элизабет оцепенела. Но Филип небрежно махнул рукой.
— Хорошо, не стану больше вам докучать. Надеюсь, здоровье графа улучшается?
Элизабет взяла себя в руки и даже сумела равнодушно пожать плечами:
— Разумеется. Все день и ночь молятся о его выздоровлении. Думаю, он переживет нас. Возможно, я и стану графиней Монмут, но не раньше, чем превращусь в древнюю старуху. Думаю, приезд любимицы вселит в графа новые силы.
— Да, вы правы, присутствие Сабрины словно вливает в окружающих эликсир бодрости и жизнелюбия. Где она, Элизабет?
— С графом, полагаю. Как я уже сказала, она не выходила из его покоев.
— Буду счастлив проводить его сиятельство к графу, миледи, — вставил Риббл.
Элизабет изобразила улыбку.
— Надеюсь увидеться с вами позже, — бросил Филип и последовал за Рибблом по широкой лестнице. — Кстати, мне приятно будет встретиться и с вашим драгоценнейшим муженьком. Он, по-видимому, процветает?
— Как всегда.
Неужели он различил в голосе Элизабет нотки горечи?
— Жаль, — искренне вырвалось у Филипа. — Но это неудивительно. Такие, как он, неуязвимы.
У входа в покои графа Филип дружески улыбнулся дворецкому, отпуская его, и постучал в дверь.
— Милорд! — приветствовал его камердинер.
— Добрый день, Джесперсон! Как поживает граф?
— Весел и бодр с той минуты, как увидел леди Сабрину. Он и вам будет рад, я в этом уверен.
Филип не разделял убежденности Джесперсона, но не стал возражать. Интересно, поведала ли Сабрина деду о своей семейной жизни?
Направляясь в гостиную, Филип тихо спросил лакея:
— Надеюсь, вам не препятствовали ухаживать за графом?
— Что вы, милорд, никто, особенно после того как вы и маркиз побеседовали с мистером Тревором.
— Значит, негодяй держался на расстоянии?
— И очень большом, позвольте заметить, — ехидно ухмыльнулся камердинер. — Правда, иногда крутится под дверью, но силой проникнуть опасается.