У него страшно болела голова, и перед глазами все расплывалось. К тому же он промерз до костей. Александра шла рядом, согнувшись под его тяжестью. Вдвое ниже его, она тем не менее пыталась его поддержать. Дуглас пошутил:
— Да вы — настоящий Геркулес. Кто бы мог подумать, что в вас столько силы. Сюда, Александра.
Один раз по дороге к дому он упал, повалив заодно и ее.
— Надеюсь, это не жгучая крапива, — сказала она, отодвигая от себя подозрительные листья. — Как вы, Дуглас? Простите, что не удержала вас, я споткнулась о корень.
Дуглас не мог ответить, он боролся с подступившим приступом тошноты. Его страшно мутило, но он знал, что ни за что на свете не может так унизиться перед ней. Нужно встать. Крепко сжав зубы, он заставил себя подняться.
— Это была не ваша вина. Я первым упал, а уж потом вы зацепились за корень. Я не ушиб вас?
— Нет-нет, — быстро ответила она, тоже вставая на ноги. Похлопала себя по плечам, пытаясь согреться.
— Слава Богу, это кажется все-таки не крапива, а то мы уже покрылись бы волдырями. Давайте-ка прибавим ходу. Здесь уже недалеко.
Дом Тома О'Мэлли стоял посреди небольшой полянки. Сразу было видно, что этот человек дорожит своей собственностью. Его жилище радовало глаз своей опрятностью. Одноэтажное здание было свежевыкрашено и покрыто двускатной крышей из крепкого дуба, дорожка от калитки до дома была обсажена розами, а сам дом окружали ухоженные кусты жимолости. Дом казался богатым поместьем в миниатюре.
Александра посмотрела на темные окна. Конечно, в это время он уже спит.
— Мне бы не хотелось, чтобы он застрелил нас, — тихо сказал Дуглас и начал постукивать в дверь, приговаривая: — Том, Том О'Мэлли. — Затем постучал сильнее. — Это лорд Нортклифф! Выходи, приятель, и впусти нас к себе.
Александра и сама не знала, кого она ожидала увидеть, но, во всяком случае, совсем не того, кого увидела. Перед ними стоял очень высокий представительный мужчина, полностью одетый и ничуть не удивленный появлением в своем доме среди ночи хозяина. У него был длинный тонкий нос и низкий мягкий голос.
— О, милорд, и правда это вы. А это, надо понимать, наша новая графиня. Ну, конечно же, это она. Вилли из ваших конюшен рассказывал мне о ней, какая она приветливая и милая и как она прекрасно ездит на лошади. — Его простая речь сразу выдала его происхождение, несмотря на респектабельный вид. — Прошу вас, миледи. Сейчас я разведу огонь, и вы сможете согреться. Не беспокойтесь, что с вас льет вода. Полы высохнут, ведь это всего лишь дерево. Входите, входите. Не стойте под этим дождем.
Когда они вошли, Дуглас повернулся к Александре:
— Ну вот это и есть Том О'Мэлли. Двадцать пять лет назад его мать переехала сюда из Каунти Корка и привезла с собой в Нортклифф его, за что я ей очень благодарен.
— Я и сам рад этому, милорд. Только это случилось двадцать шесть лет назад. Ой, да у вас кровь на лице, милорд. Похоже, вы поранили где-то голову.
Том освободил Александру от ее ноши и сам усадил Дугласа в большое кресло с высокой спинкой и пододвинул его к огню.
— Пусть ваши косточки отдохнут и согреются, милорд. Миледи, — он повернулся к Александре, которая разглядывала пестрый коврик ручной работы.
— Он прелестен, мистер О'Мэлли, — восхитилась Александра.
— Да, миледи, моя мать выткала его своими руками. Она была самой замечательной женщиной на свете. Подходите ближе, миледи, вам тоже необходимо согреться. Особого комфорта я не предлагаю, но могу высушить вашу одежду.
— Это чудесно, мистер О'Мэлли. Его милость и я очень благодарны вам за все.
Она посмотрела на Дугласа, который застывшим взглядом уставился на горящие поленья, и спросила:
— У вас все еще болит голова?
Он отвел глаза от огня:
— Добавьте еще поленьев.
Она выполнила его распоряжение и вытерла руки о мокрый подол платья.
Дуглас безразлично наблюдал за ней.
— Я все пытаюсь понять, как меня угораздило очутиться с вами вдвоем посреди ночи в домике моего лесника. Это превосходит всякое воображение. Мне и в кошмарном сне не могло такое привидеться.
Александра тут же вскинула голову и сузила глаза:
— Вас не угораздило бы здесь очутиться, не будь вы так упрямы. Или умей вы хотя бы управляться со своей лошадью.
Неплохой контрудар. Дугласу хотелось ответить чем-нибудь не менее колким, но он слишком устал. Поэтому сказал только:
— Давайте на время прекратим словесные баталии. Двигайтесь поближе к огню. И не смотрите на меня так, словно я нахожусь при последнем издыхании, только потому, что не ответил вам грубостью.
Вошел Том с сухой одеждой.
Александра продолжала сидеть, и Дуглас первым отправился в спальню, чтобы переодеться. Когда он снова появился, она улыбнулась. Ему очень шел этот наряд — простые домашние брюки и белая льняная рубаха. Узкие брюки красиво обтягивали его стройные ноги, и Аликс почувствовала, что недостаточно быстро для воспитанной леди отвела от них взгляд. Широкий ворот рубахи открывал его шею, но Дуглас не стал застегивать его, видно решив, что в подобных обстоятельствах это необязательно. На несколько секунд Аликс даже забыла, как выглядит она сама — мокрая, трясущаяся от холода, со спутанными волосами.
— Теперь ваша очередь, Александра. Думаю, нет нужды говорить, что у Тома нет платьев. Так что вам придется стать моим близнецом.
Через десять минут хозяин и хозяйка Нортклифф-холла сидели на грубо сколоченной лавке в доме своего лесника одетые в его одежду и пили его же чай, который казался им сейчас просто божественным напитком. Их собственная одежда сушилась, развешанная на чем только можно. Какое-то время они сидели молча, наслаждаясь теплом, потом граф сказал:
— Спасибо тебе. Том, что приютил нас. Если бы у тебя нашлись два лишних одеяла, то мы с леди прилегли бы здесь, у камина.
Том О'Мэлли в ужасе отшатнулся.
— Нет, ни за что милорд, ни за что! Как вы можете такое говорить? Да моя бедная мать спустится с небес и задаст мне хорошенькую взбучку, если я соглашусь на такое.
Граф запротестовал. Александра с интересом ждала, чем это кончится, не сомневаясь, что Дуглас в конце концов уступит.
Том мерил шагами комнату, твердя снова и снова:
— Нет, нет, милорд, прошу вас, милорд, не уговаривайте меня. Пожалуйста. Моя бедная умершая мать сейчас, в эту самую минуту, смотрит на нас, и я слышу в своих ушах ее голос. Она кричит мне, чтобы я не соглашался.
Дуглас сдался. Эта головная боль вконец измотала его, да и Александра, казалось, вот-вот свалится без сил. Они прошли в спальню Тома О'Мэлли.
— Эта рубаха доходит вам до колен, — сказал Дуглас Александре, стоя по другую строну узкой кровати. — Думаю, вы можете остаться в ней вместо ночной рубашки.