— О, я думаю, вашей милости не повредит немного выпивки. Садитесь, и я расскажу вам, что мы узнали. Я обосновал в этой гостинице штаб, и каждые тридцать минут сюда приходит группа наших ребят и докладывает мне обстановку. Так вот. Да вы сядьте, выпейте эля. Ну, слушайте, милорд. В два часа дня сюда в распивочную пришла наша группа из пятерых человек и рассказала, что этот Кадоудэл и ее милость сели на почтовый пароход, идущий в Кале. К несчастью, ребята не смогли пуститься в погоню, так как из-за встречного ветра на море поднялись сильные волны. Им ничего не оставалось, кроме как ждать, когда уляжется шторм и переменится ветер.
Дуглас велел Мак-Колэму отправить людей домой, а в четыре часа утра вернулся в Нортклифф и сам.
Он поймал себя на том, что его тянет зайти в спальню Александры. Он вошел туда и долго в темноте лежал на ее кровати без сна и смотрел в потолок. Никогда он не думал, что ему будет недоставать ее. Сейчас ему вспомнилось каждое грубое слово, которое он когда-либо сказал ей, вспомнилась боль в ее глазах, когда он говорил о Мелисанде и учил ее, как должна вести себя леди, и требовал, чтобы она подчинялась ему, своему мужу.
Теперь эти воспоминания причиняли боль ему самому, эта боль была глубокой, опустошающей и неожиданной, к нему наконец приходило осознание того, что он не может жить без своей жены.
Вот она сидит за его столом и говорит по-французски своим чистым и ясным голосом, с таким неподражаемым прелестным акцентом.
Он найдет ее, должен найти. Он уже не представляет себе жизни без нее.
На следующий день шторм превратился в настоящую бурю. Уже не было речи о том, чтобы куда-то отправляться. Ветер рвал ставни, пригибая деревья средней толщины до самой земли. Земля сотрясалась от грома. Дуглас помолился, чтобы Джордж с Александрой добрались до Франции благополучно. После молитвы его обуял истерический смех.
Его мать, леди Лидия, была вынуждена признаться себе, что ее сын уже не променяет ни на какую другую женщину эту выскочку, о которой он никогда и слыхом не слыхивал до того, как она обманом ворвалась в его жизнь.
Мать Дугласа была достаточно умна, чтобы держать подобные мысли при себе, так же как и надежду на то, что Александра никогда не вернется.
Синджен старалась не оставлять Дугласа одного, но он, казалось, никого вокруг себя не замечал. Чем сильней бушевала буря за окнами, тем сильней бушевала ярость в его сердце. Даже Холлис ходил по комнатам с поджатыми губами. Весь дом пребывал в напряженном молчании.
Эту ночь Дуглас провел в спальне Александры. На этот раз ему удалось заснуть, потому что Холлис потихоньку подсыпал ему в вино снотворного. Во сне он видел Александру, она стояла в конюшне и похлопывала по спине свою кобылку, потом она говорила Дугласу, что любит его, любит, любит…
Потом он проснулся, и рядом с ним, возле кровати, стояла Александра и говорила с ним.
Он уставился на нее, потом быстро заморгал глазами. В спальне было довольно светло, и это было странно, потому что когда он ложился, стояла кромешная тьма. Но нет, вот она стоит у его кровати, и он может ясно видеть ее, слишком ясно, чтобы это было правдой, и она нежно улыбается ему и говорит:
— С ней все в порядке.
Или ему показалось, что она это сказала. Но эти слова четко запечатлелись в его мозгу.
Это была не Александра. Он протянул к ней руку, и она быстро отступила назад, хотя он даже не заметил движения. Он точно знал, что дотронулся до ее рукава, но ничего не почувствовал, кроме воздуха.
Его охватил глубокий, неподвластный разуму страх, страх перед неизвестным, страх перед призраками, гоблинами и прочими сказочными злодеями, которые живут в буфете и выходят оттуда по ночам, чтобы пугать маленьких мальчиков.
— Нет, — сказал Дуглас. — Нет, тебя нет, черт возьми. Я страшно переживал за нее и потому мой мозг нарисовал мне тебя, чтобы я мучился. Ты — плод моего воображения, и больше ничего, ничего, черт тебя побери!
Ее волосы были прямыми и длинными, и совершенно белыми, платье колыхалось вокруг ее фигуры, хотя воздух, пропитанный дождем, был тяжелым и плотным. Конечно же, он видел ее раньше, и теперь снова его воображение с готовностью нарисовало ему ее. Она приходила к нему той далекой ночью, когда Александра пыталась сбежать от него. И ей бы это удалось тогда сделать, если бы его воображение не сыграло с ним эту штуку.
Неожиданно, без всякого перехода, перед мысленным взором Дугласа предстала Александра. В мятом изорванном платье она лежала на узкой кушетке в маленькой комнате, связанная по рукам и ногам. Волосы в беспорядке падали на бледное лицо, на котором не было страха. Она не спала, и он практически мог читать ее мысли. Она обдумывала план спасения. Дуглас улыбнулся: «Аликс — молодчина». Потом он увидел так же ясно маленький домик, где она находилась, а потом и все селение. Это был Итапль.
Джорджу Кадоудэлу нельзя отказать в чувстве юмора.
Дуглас громко произнес:
— Это невозможно. Это не может быть реальностью. Но как…
«Шторм уляжется рано утром». Эти слова плясали и кружились у него в голове. Теперь она уходила, медленно и бесшумно отдаляясь от него, продолжая улыбаться и кивать ему. Отдаляясь и все время колеблясь в воздухе, она таяла и наконец совсем исчезла.
Разум Дугласа отказывался принять это. Он выскользнул из кровати и побежал к тому месту, где она исчезла. Ничего. Он зажег свечу и оглядел комнату. Никого. Он тяжело дышал от пережитого страха.
— Эй, ты, пустое место, а ну покажись еще раз! Боишься! Тебя нет, ты — нелепый фантом воспаленного ума!
В полной тишине был слышен только звук дождя за окном, да изредка ветки деревьев, раскачиваемые ветром, стучали по мокрому стеклу.
Дуглас долго стоял посреди комнаты, пытаясь найти разумное объяснение этому призраку, пока у него не разболелась голова.
На рассвете дождь начал стихать и теперь мелко моросил. К семи часам утра в плотной облачной завесе появились просветы и выглянуло солнце.
Дуглас оделся и спустился в комнату для завтраков. Там его ждал сюрприз. За столом сидел Тони Пэриш и поедал яичницу с беконом и плюшки, запивая все это дымящимся кофе.
Он поднял голову от тарелки и улыбнулся кузену.
— Садись, поешь. Потом поедем. Мы найдем ее, Дуглас, не волнуйся.
— Я знаю, — ответил Дуглас, присаживаясь к столу.
Тони выждал несколько минут, чтобы Дуглас как следует приступил к еде. Потом спросил:
— Что ты хочешь сказать этим «знаю»?
«Сказать ему правду? Ах нет, только не это, даже ради удовольствия посмотреть, как выражение лица Тони станет как у пациента из Бедлама». Он улыбнулся этой мысли.
— Джордж Кадоудэл увез ее в Итапль. Мы отправимся через несколько минут. Пересечем пролив и будем во Франции при удачном стечении обстоятельств через восемь часов. Там мы возьмем лошадей и прибудем в Итапль ранним утром.