— Пойдем-ка лучше в гостиную, Райдер. Ты можешь с тем же успехом все сказать мне там.
С этими словами Синджен повернулась к Колину и вопросительно подняла бровь.
— Сюда, джентльмены, — сказал он. Пройдя через тесную прихожую, где пахло плесенью и в ноздри забивалась висящая в воздухе пыль, он отворил узкую дверь и ввел гостей в комнату, убранство которой человек снисходительный, пожалуй, охарактеризовал бы как изысканно-обветшалое.
— Ах, Боже мой, — промолвила Синджен, обводя гостиную взглядом, — здесь достаточно просторно, но, Колин, дорогой, надо будет непременно купить новые шторы и новый ковер — ведь этим, наверное, будет уже лет восемьдесят. А обивка на стульях расползается прямо на глазах.
— Да замолчи же наконец!
— Ах, Дуглас, прости. Больше не буду надоедать тебе своими хозяйственными заботами. Пожалуйста, садись. Как я уже говорила, добро пожаловать в мой новый дом. Колин сказал, что ему целых двести лет.
Дуглас посмотрел на Колина:
— Ты уже здоров?
— Да.
— Ты можешь поклясться, что вполне излечился и окреп?
— Да.
— Вот и хорошо, чтоб тебе пропасть! — И Дуглас прыгнул вперед, протягивая руки к горлу Колина Кинросса. Но тот был вполне готов к такому повороту событий.
Они оба рухнули на выцветший ковер, подняв густое облако пыли, и, яростно сцепившись, покатились, пиная друг друга ногами.
Синджен обратила взор к Райдеру — тот, прищурясь, наблюдал за потасовкой, и его красивые голубые глаза свирепо блестели.
— Райдер, мы должны их разнять. Это у них уже вторая драка. Все это было бы просто бездарной мелодрамой, не будь это так опасно. Райдер, пожалуйста, помоги мне. Ведь здесь творится сущая нелепица. Послушай, вы же цивилизованные люди…
— Забудь о цивилизованности. Если каким-то чудом твоему, с позволения сказать, мужу удастся нокаутировать Дугласа, то ему тут же придется иметь дело со мной.
Синджен завопила:
— Тысяча чертей! Прекратите!
Но это ничуть не подействовало.
Она в смятении огляделась, ища глазами что-нибудь такое, что можно было бы пустить в ход. Как назло, вокруг не было видно ни благословенной подставки для тростей, ни какого-либо иного предмета обшарпанной мебели, которым она могла бы стукнуть Дугласа по голове.
Наконец она увидела подходящую вещь. Спокойно взяв низкую табуретку с мягким сиденьем, стоявшую за диваном, она размахнулась и что было силы огрела ею Дугласа по спине. Тот взвыл, рывком повернулся и уставился на свою сестру, которая вновь занесла табуретку над головой.
— А ну слезь с него, Дуглас, не то я раскрою твою упрямую башку!
— Райдер, займись нашей идиоткой-сестрицей, пока я буду приканчивать этого ублюдка.
Но этому не суждено было свершиться. Пыхтение, кряканье и брань разом смолкли, когда рядом грохнул ружейный выстрел. В комнате он прозвучал оглушительно, будто это пальнули из пушки.
В дверном проеме стоял Энгус с дымящимся мушкетом [8] в руках. В потолке гостиной зияла огромная дыра.
Синджен выронила из рук табуретку, и та с глухим стуком упала на пол. Она посмотрела на дымящуюся дыру в потолке, окруженную черным ободком пороховой пыли, и, повернувшись к Дугласу, сказала:
— Хватит ли моего приданого, чтобы заделать вот это?
Энгус молча стоял в углу гостиной, держа мушкет наготове и не спуская настороженных глаз с непрошеных гостей, которым он уже сказал все, что хотел:
— Не взыщите, милорды, только эта вот леди еще не очень крепко приросла к семье Кинроссов, так что если кто-то здесь схлопочет пулю в шею, то это точно будет один из вас, хотя вы и приходитесь ей родными братьями. К тому же оба вы — английские ферты, и уже от одного этого у меня страсть как чешутся руки.
«Ну, все, тут уже ничего не поделаешь», — подумал Райдер, когда до него дошел смысл сказанного, не предвещавший ничего хорошего ни ему, ни Дугласу.
Теперь Колин и Синджен сидели рядышком на обшарпанном диване, крытом выцветшей голубой парчой, а Райдер и Дуглас — на таких же обшарпанных стульях, стоявших напротив. Пол между ними не был застлан ковром. Все четверо молчали.
— Мы поженились в Гретна-Грин, — объявила Синджен.
— Черта с два! — ответил на это Дуглас. — Даже ты, Синджен, не такая дура, чтобы везти его в Гретна-Грин. Ты наверняка сообразила, что я немедленно брошусь туда, и потому отправилась в другое место.
— А вот и нет. Сначала мне в голову и впрямь пришла такая мысль, но потом я поняла, что туда ты как раз и не поедешь, а двинешься прямиком в Эдинбург и быстро отыщешь там дом Колина. Как видишь, Дуглас, я знаю тебя как облупленного.
— Все это не имеет ровно никакого значения, — вмешался Райдер. — Ты сей же час едешь с нами домой, соплячка.
Колин удивленно поднял черную бровь:
— Соплячка? Вы называете соплячкой леди Эшбернхем, мою супругу?
Синджен увещевательно похлопала его по руке, как и подобает заботливой жене, желающей успокоить разгневанного мужа.
— Дорогой, моим братьям понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к моему новому положению. Уверяю тебя, в конце концов, Райдер уразумеет, что к чему, только дай ему немного времени — скажем, год или два.
— Мне вовсе не смешно, Синджен!
— Мне тоже. Пойми, Райдер, я замужем. Колин — мой муж. А то анонимное письмо, в котором утверждалось, что Колин убил свою жену, наверняка написали и послали эти проклятые Макферсоны. Они трусы и лжецы и готовы на все, лишь бы погубить его — а разве можно сыскать более верный способ сделать это, чем расстроить его женитьбу на мне?
Колин посмотрел на нее краешком глаза. Да, с ней надо будет держать ухо востро. Он всего лишь раз проговорился при ней о Макферсонах, а она все-таки сумела ухватить суть дела. Правда, с тех пор он вот уже почти три дня не разговаривал с ней, так что у нее было достаточно времени для размышлений и выводов. Слава Богу, что она не знает всей истории — пока не знает.
В комнату вплыла необычайно толстая женщина в черном платье и большом красном переднике, который был повязан под ее массивной грудью и доходил до колен. Ее лицо сияло радушной улыбкой.
— Наконец-то вы снова дома, милорд, а то мы уж вас заждались. А эта раскрасавица — ваша женушка? — И она присела в реверансе, придерживая руками передник.
— Здравствуйте. Как вас зовут?
— Эгнес, миледи. Я служу в доме вместе с Энгусом, моим мужем. Делаю, значит, то, чего не делает он, то есть, почитай, всю работу. А дырку в потолке он сделал знатную. Мой Энгус всегда был большой мастак по этой части. Не желаете ли покушать?