— Я постараюсь научиться все делать правильно, Колин, и знаешь, мне нравится ласкать тебя губами, ведь ты так красив, просто великолепен. Но та, другая потребность твоего тела… все-таки твой член слишком велик, ты наверняка и сам это понимаешь. С этим ничего не получится, да ты уже и сам убедился, что это не может получиться. Мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь.
— Ты маленькая дурочка и ничего не понимаешь.
Он поцеловал ее в нос, потом обнял и крепко прижал к себе.
— Я бы предпочел, чтобы ты сняла эту нелепую ночную рубашку.
— Нет, — ответила она, немного поразмыслив. — Не думаю, что это разумная мысль.
Он вздохнул:
— Что ж, возможно, ты и права.
— Колин?
— М-м?
— Ты станешь спать с другими женщинами, когда вернешься в Эдинбург?
Он долго молчал.
— А ты веришь, что у меня была любовница, когда моя первая жена была жива?
— Конечно, не верю!
— Тогда почему же ты думаешь, что я стану спать с другой женщиной, состоя в браке с тобой?
— Я знаю, что мужчины часто так поступают, хотя мои братья — исключение. Они верны своим женам, потому что очень их любят. Надеюсь, что ты больше похож на них, чем на многих других мужчин, у которых нет чести. Правда, с другой стороны, ты меня не любишь. Так что вопрос остается открытым.
— А ты будешь соблазнять других мужчин, пока я буду в отъезде?
Она ткнула его кулаком в живот, и он шутливо охнул. Потом ее рука ласково погладила ушибленное место, ее пальцы скользнули вниз, коснулись его члена, и он, не сдержавшись, застонал.
— Нет, — проговорил он, тяжело дыша, — пожалуйста, не надо.
Она убрала руку, и он почувствовал одновременно облегчение и жгучую досаду.
— Почему твоя тетушка Арлет сказала, что ты завел себе любовницу, когда твоя первая жена была еще жива?
Вместо прямого ответа он сказал:
— Она не очень-то меня жалует. Когда ты поживешь здесь подольше, то убедишься в этом сама. А чем вызвана ее неприязнь, я не знаю.
— Тому, что она сказала, можно было бы поверить, если бы не одно обстоятельство: она явно не имеет понятия, какой ты… крупный. Я-то знаю: стоит женщине посмотреть на это, и ей захочется убежать от тебя подальше. То есть ты, Колин, конечно, красивый, но эта часть твоего тела…
— Эта часть тела называется моим членом, Джоан.
— Хорошо, Колин, я буду говорить «твой член». Ну, какой же женщине захочется заниматься этим по доброй воле? Ты можешь делать это только со своей женой, потому что она знает: это ее долг.
Он не выдержал и расхохотался:
— Потом ты поймешь, что к чему. Обязательно поймешь.
— А у других мужчин эта штука еще больше, чем у тебя?
— Это такой вопрос, на который невозможно дать ответ. Если я скажу: «Что ты, конечно, нет», — то почувствую себя самодовольным болваном, а если отвечу утвердительно, то пострадает моя мужская гордость. По совести говоря, я видел в своей жизни не так уж много голых мужчин и уж тем более таких, которые находились бы при этом в состоянии полового возбуждения. Я понимаю: ты ничего об этом не знаешь и хочешь узнать. Ты все узнаешь — со временем. А теперь спи.
Она заснула, а он еще долго лежал без сна. Его преследовали мысли о Роберте Макферсоне и о том, что этот ублюдок строит планы его погибели. Он также думал о своей наивной молодой жене, которая с такой бесхитростной прямотой расспрашивала его о его мужских достоинствах. Честное слово, это было забавно. Он еще никогда в жизни не встречал девушки, похожей на Джоан. А когда она взяла его член губами — тут и стоик бы застонал от наслаждения.
Право же, ему вовсе не хотелось покидать ее прямо сейчас, но у него не было выбора. Ему надо было столько всего сделать в городе, и он не желал рисковать ее жизнью. Здесь, в замке Вир, она будет в безопасности. Макдуф сказал, что Роберт Макферсон сейчас в Эдинбурге, далеко от замка Вир. Да, здесь она будет в безопасности, а он тем временем разыщет Робби Макферсона и либо заставит этого осла образумиться, либо убьет его. По крайней мере, тогда ему не придется беспокоиться о том, что его жена будет пытаться защитить его и, чего доброго, попробует разделаться с Макферсоном сама.
Когда наутро Синджен спустилась на первый этаж, Колин уже уехал. Она посмотрела на Филпота, дворецкого Кинроссов, и ровным голосом спросила:
— Он уже уехал?
— Да, миледи, как только развиднелось.
— Тысяча чертей, — сказала Синджен и направилась в столовую.
Синджен с интересом разглядывала герб Кинроссов, красующийся над огромным камином в самой древней части дома. Три серебряных льва на золотом щите, по бокам два более крупных льва, держащих щит в лапах, а наверху — летящий гриф. Надпись под щитом гласила: «Ранен, но не побежден».
Синджен рассмеялась. Это был великолепный девиз и к тому же довольно подходящий для нее лично, поскольку у нее все еще саднило между ног.
— Фионе герб Кинроссов всегда нравился, но я не помню, чтобы, глядя на него, она смеялась.
Синджен обернулась и увидела Серину. Она улыбнулась:
— Просто этот девиз напомнил мне кое о чем. Кстати, после ленча я собираюсь зайти в детскую за Филипом и Далинг. Ты не знаешь, какой у них распорядок дня?
— У тетушки Арлет опять разыгралась головная боль, так что Филип и Далинг, вероятнее всего, тиранят сейчас бедную Далей.
— Жаль, что я не знала об этом раньше. Прости, что покидаю тебя, Серина, но мне хочется пойти повидать их.
— Знаешь, он никогда тебя не полюбит.
«С чего бы такая откровенность?» — подумала Синджен, с недоумением глядя на Серину, а вслух спросила:
— Это почему же? Человек я неплохой и отнюдь не уродина, хотя Далинг и нравится считать меня таковой.
— Он любит другую, — с театральным пафосом объявила Серина.
Синджен едва не расхохоталась. Она драматическим жестом прижала руку к груди и выдохнула:
— О! Другую? Не может быть!
— Он любит другую, — повторила Серина и с видом принцессы грациозно выплыла из огромного тюдоровского вестибюля.
Синджен только насмешливо покачала головой и направилась в детскую. По дороге ее остановила домоправительница миссис Ситон, женщина с на редкость темными, почти черными глазами и густыми черными бровями, сросшимися над переносицей. Она была супругой мистера Ситона, который, по словам Колина, являлся одним из столпов местной церкви, а также управляющим всего поместья Кинроссов. Синджен была рада познакомиться с миссис Ситон и одарила ее приветливой улыбкой.
— Миледи, насколько я понимаю — собственно, об этом уже все знают, — мы более не стеснены в средствах.