«Она тебя не предавала!» Рыцарь тотчас же попытался отогнать эту мысль. Уже давно он решил, что и сам не меньше жены виноват в том, что она попыталась бежать от него.
«Она ведь к тебе вернулась, — повторял он себе снова и снова. — Но почему она так и не сказала правды?»
Де Моретон покачал головой, чувствуя, что эти раздумья причиняют ему боль, а вслух произнес:
— В жизни слишком много тяжелого, чтобы еще осложнять ее.
Рольф подергал себя за ухо.
— Она милое дитя, — изрек он наконец.
— Нет, старый дружище, она не дитя, — возразил Грэлэм.
Поздно ночью, когда он ласкал ее, нежно проводя рукой по ее животу и чувствуя, как тело ее отвечает на его ласки, Грэлэм тихо вспомнил:
— Ты больше не дитя, Кассия.
В ответ прозвучал стон, от которого бедра его напряглись. Ему хотелось зарыться в нее. Он довел ее до края пропасти, а потом совершил вторжение. Ее ответ не медлил — она отдавалась наслаждению самозабвенно. Крик ее прозвучал где-то у самых его губ, спина изогнулась, и на некоторое время она настолько погрузилась в ощущения, что не могла мыслить ни о чем другом. И сам он тоже погрузился в ее ощущения, в ее наслаждение настолько, будто был околдован ими. Так продолжалось, пока его собственная жажда наслаждения не поглотила все.
Наконец страсть отпустила их, и Грэлэм легонько передвинулся, опасаясь, что вес его тела слишком велик и он раздавит ее.
Ее руки сомкнулись у него за спиной.
— Нет, — зашептала она, — не оставляй меня. Тогда его руки скользнули под ее спину, и рыцарь перекатился на спину так, что она оказалась наверху. Удивленная, Кассия рассмеялась, все еще ощущая его глубоко внутри себя.
— Не хочешь же ты, чтобы я сидела на тебе верхом?
— Вот именно, хочу, — отозвался он, заключая ее лицо в ладони и притягивая ее к себе, чтобы поцеловать. — Сейчас, Кассия, сейчас!
— У меня такое чувство, — сказала она в замешательстве, потом умолкла, и губы ее изогнулись в улыбке, — будто я не так полно чувствую тебя, как раньше.
Он дотронулся до ее бедра и легонько шлепнул его.
— Ну и жадная ты бабенка! Руки его медленно гладили шелковистую кожу. Грэлэм осторожно выскользнул из-под нее и уложил жену на спину. Потом склонился над ней, опираясь на локоть.
Кассию смутило то, что он так пристально разглядывает ее. Она выпростала руку и попыталась прикрыться ею.
— В чем дело? — удивленно спросил рыцарь и отвел ее руку. — Ты выглядишь прелестно. — Его огрубевшие пальцы воина прошлись по ее груди. — Очень мило, — прошептал он снова, и склонился к ней, принимаясь ласкать ее ртом. — Ты нагуляла жирок.
— Ты и вправду так думаешь?
Де Моретон поднял голову. И увидел, как она вспыхнула.
— Я хочу сказать… я ведь была такой тощей! Теперь Грэлэм придирчиво оглядывал ее всю, и на мгновение взгляд его задержался на треугольнике кудрявых волос, все еще хранившем влажность их недавней страсти.
— Да, — отозвался он, и голос его звучал низко и хрипло, — и именно такой я хочу тебя видеть.
— Как и я хочу видеть тебя, милорд, — отозвалась Кассия тихо и нежно.
Черт возьми? Он не хотел и не мог расстаться с ней!
Лорд Грэлэм де Моретон сурово смотрел на гонца из Крэнделла и понимал, что ему ничего не остается, как только вернуться туда и подавить мятеж. «Возьму ее с собой», — подумал он, но тотчас же отказался от этой мысли. Главное для него было, чтобы Кассия оставалась в безопасности. Черт бы побрал Раймона де Серей, племянника бывшего смотрителя замка. Этот человек не вызывал у него ни восторга, ни доверия; Грэлэм знал, что имеет дело с глупцом, и все же неосторожно назначил его смотрителем своего замка в южной части земель, прилегающих к Вулфтону.
Что сделал этот дурак такого, чтобы так скоро вызвать бунт крестьян в его достаточно спокойных владениях?
Рыцарь отпустил усталого гонца и пошел в спальню. Он нашел Кассию сидящей у окна за шитьем. И внезапно вспомнил тот, последний раз, когда покидал ее. Это воспоминание вызвало у него дрожь отвращения к себе. Ведь всего через два дня после возвращения он так ее обидел.
— Я должен уехать. — Грэлэм решил, что тянуть бесполезно.
Она уколола палец и тихонько вскрикнула.
— Я неуклюжая. — Кассия поглядела на выступившую капельку крови.
Он опустился на колени рядом с ее стулом и взял ее за пальчик. Нежно поднес его к губам и слизнул кровь.
— Куда вы едете, милорд? — спросила Кассия безжизненным голосом.
Рыцарь легонько поцеловал ее пальчик и поднялся.
— В Крэнделл. Посланец де Серей сообщил о волнениях среди крестьян.
Она почувствовала, как ее охватывает страх за него.
— Там будет опасно?
— Может быть, но необязательно, — ответил Грэлэм, равнодушно пожимая плечами.
Кассию было нелегко ввести в заблуждение. Она заметила блеск предвкушения в его темных глазах.
— Как долго тебя не будет?
— Неделю. Возможно, чуть дольше. Если де Серей — дурак, каким я начинаю его считать, я найду другого на место управляющего замком в Крэнделле.
— Ты можешь взять меня с собой? — Она поняла, что муж собирается ответить отказом, и заторопилась, пытаясь говорить как можно убедительнее: — Я буду заботиться о тебе и не стану причинять никакого беспокойства. Я могу готовить для тебя.
Лорд Грэлэм наклонился и поднял ее со стула.
— Тише, Кассия, — сказал он и привлек ее к груди. — Пойми и ты — я не хочу рисковать твоей безопасностью.
Она вцепилась в мужа так крепко, будто хотела стать его частью. Он почувствовал всепоглощающее желание защитить ее и, едва унимая дрожь, осторожно сжал ее руки и нежно отстранил от себя.
От него не укрылся влажный блеск в глазах жены, из которых уже готовы были брызнуть слезы.
— Не плачь. — Грэлэм старался говорить сурово, но ему это не очень-то удавалось.
— Я… я буду скучать по тебе, — только и сумела она выговорить, шмыгая носом.
Рыцарь приподнял рукой ее подбородок.
— Это правда? — спросил он. Кассия потерлась щекой о его ладонь, и он ощутил кожей влагу ее слез.
— Я уеду только утром, — сказал Грэлэм и снова привлек ее к себе.
— Ты похожа на заблудшую овечку, — ворчала Итта, — так вести себя не годится, детка! Что скажет твой лорд, когда увидит, как ты бродишь по, замку, бледная и молчаливая?
— Прошло уже четыре дня, — захныкала Кассия, — и никаких новостей! Ничего! Он обещал, что обязательно пришлет мне весточку.
— Итак, — заметила Итта, щуря на свою госпожу подслеповатые глаза, — это случилось наконец.