— А твой отец умер полгода назад. Ты тогда тоже жил в Италии?
— Да. Мой партнер — граф Клер, человек, которым я восхищаюсь. Один его сын — твой ровесник. Другой чуть моложе.
— Сколько их у него?
— Шестеро.
Мегги широко распахнула глаза.
— Шестеро сыновей? Господи, Томас, бедная его жена!
— Ничего подобного. Леди Рейна правит всеми железной рукой. Граф также ведет дела со своим зятем, Камалем, полуевропейцем, полумусульманином. Он когда-то был беем Оранским, полноправным властителем, со своим дворцом и гаремом, безраздельным хозяином государства. Позже он женился на леди Арабелле Уэллз, сестре графа [8] , редкостной красавице.
— У них шесть дочерей?
— Нет, два мальчика и две девочки. Все они приезжают в Англию раз в году, ранней осенью. Ты обязательно с ними познакомишься.
— А мы поедем в Италию?
Так она хочет в Италию? Он видел это по ее лицу. И голос такой мечтательный… Значит, он может дать ей то, что не в состоянии дать Джереми.
— Почему бы нет? Там очень красиво. А теперь я прикажу Эннису поставить мои саквояжи в хозяйскую спальню. Ты можешь занять эту комнату. Похоже, она тебе понравилась.
— Еще бы! — жизнерадостно объявила Мегги. — Потому что она не такая темная, сырая и отвратительная, как то большое помещение, которое ты должен был позволить мне отделать как следует, прежде чем провести там хотя бы ночь.
— Я подумаю, — в третий раз сказал он и оставил ее. Мегги еще долго стояла посреди спальни, упорно глядя на пустой дверной проем, ведущий в гардеробную. Но Томас сознавал каждой частичкой души, что, если она во сне прошепчет имя Джереми, сам он потеряет остатки гордости и достоинства. И чего же тогда он будет стоить?
Ровно через полчаса Мегги спустилась вниз по той же широкой дубовой лестнице, немного помедлив, чтобы полюбоваться балясиной перил на верхней площадке. Ей хотелось также рассмотреть лепной потолок, но он был ужасно грязным и нуждался в побелке. Она вошла в гостиную, но остановилась, услышав возбужденные голоса, самый громкий из которых принадлежал ее свекрови. Возможно, говорят о ней, потому что все остальные наверняка в сборе, Мегги наскоро нацепила на лицо улыбку. Нацепить-то нацепила, а вот удержать было потруднее.
Кроме свекрови и мужа, в гостиной оказалась еще одна дама неопределенных лет, сидевшая на потертом парчовом диване. Леди отличалась почти невероятной полнотой по контрасту с худой, как щепка, свекровью Мегги. Волосы, когда-то золотистые, теперь выцвели, и в густых косах, уложенных на макушке, проглядывало серебро. Еще одно отличие от матери Томаса, волосы которой, темные как ночь, прорезали снежно-белые пряди. Незнакомка была белокожей, голубоглазой, с глубокими ямочками на щеках. Мегги она показалась очень хорошенькой. Но, к сожалению, в эту минуту она, покраснев от гнева, кричала:
— Клянусь Богом, Мэдлин, это чушь и бред! Скажи, что ты вовсе не это имела в виду!
Значит, свекровь зовут Мэдлин. Очень мило.
— Ничего подобного, Либби, именно это я и имела в виду, так что заткнись и молчи! Говорю тебе, он… А вот и моя новоявленная невестка с ее голубыми глазами. Прелестные глаза, особенно если учесть размер ее приданого. Однако я считаю, что она слишком много улыбается.
Мегги почувствовала себя чем-то вроде комка грязи под ногами этой женщины. «Так, значит, я много улыбаюсь?»
Она решительно стерла улыбку с лица, скованно, как солдат на плацу, промаршировала в середину омерзительной гостиной и посмотрела сначала на мужа, потом на свекровь и, наконец, на пухленькую Либби, с ее толстыми косами и приветливой улыбкой.
— Здравствуйте, — пробормотала она и, повернувшись к мужу, добавила: — Милорд…
— Я бы хотел выпить чаю, Мегги, — чопорно объявил Томас. — С кусочком лимона. Матушка, не хотите, чтобы Мегги налила вам чаю? Тетя Либби?
Тетя Либби?
Мэдлин напыжилась, буквально напыжилась, иначе не назовешь: темно-синее платье угрожающе натянулось на груди, щеки раздулись.
— Желаешь, чтобы она разливала чай, Томас? Я твоя мать: то есть первый человек, который когда-то влил чай в твою крошечную глотку.
— Теперь Мегги — графиня Ланкастер, матушка, и хозяйка в этом доме. Ее обязанность лить чай в ваши глотки, как, впрочем, и в мою. Сядь, отдыхай и подожди, пока тебе не поднесут чашку.
— Она больше не улыбается, показывая полный рот зубов, так что, возможно, ты прав, — пробормотала Мэдлин и, величественно кивнув, обронила:
— Я люблю с сахаром и молоком.
Мегги молча кивнула, пытаясь выглядеть так же серьезно, как Мэри Роуз, старающаяся превзойти Макса в знании латыни.
— А вы, мэм? — спросила она Либби. — Хотите чаю?
— Разумеется, нет. Я, как хорошо известно Мэдлин, пью херес. Томас, налей мне хереса. Я сама волью его в собственное горло.
Томас, с самым терпеливым видом, подошел к буфету и налил тете Либби большую рюмку хереса. Мегги стала разливать чай и раздавать чашки.
— Несладко, — закапризничала Мэдлин, сделав крошечный глоток.
Мегги, сцепив зубы, добавила еще ложечку сахара. Свекровь принялась мешать чай, пока он окончательно не остыл.
Все это не сулило ничего хорошего. Мегги стала прихлебывать чай, поглядывая на мужа, стоявшего у камина спиной к стене. Он поставил чашку на каминную полку и скрестил руки на груди.
В комнату приковылял Барнакл, жалостно кривя физиономию, и простонал:
— Эннис отнес вещи в вашу комнату, милорд. Конечно, все сделал не так. Хотя я всю дорогу его подробно наставлял. Миледи, через час я буду готов и надеюсь, вы сумеете мне помочь.
— Помочь? В чем именно, Барнакл? — удивилась Либби, проглатывая остаток хереса и протягивая рюмку Томасу.
— Ее сиятельство, та самая, что замужем за его сиятельством, — сообщил Барнакл с видом умирающего, — согласилась походить по моей спине, поскольку и вы, и вдовствующая графиня чересчур тяжелы и наверняка переломите меня надвое.
Никто ему не ответил. Мегги была единственной, кто посмотрел вслед дворецкому, посеменившему к выходу. Женщины снова заспорили, но уже тише, так что Мегги не смогла разобрать ни слова.
Ничего не скажешь, в таком странном доме она еще не гостила. Нет, «гостила» — не то слово. Теперь она здесь живет. Ад проклятый!
Потом она вспомнила Гленду Стрепторп, которая из кожи вон лезла, чтобы заманить ее отца к алтарю. Нужно подумать об этом, прежде чем судить. Возможно, в каждом доме есть свои странности. А бабушка Лидия?
Мегги вздохнула и опустила глаза в чашку.
В дверях снова появился Барнакл и торжественно объявил: