Она вдруг вспомнила возмущенную физиономию Грейсона и хихикнула: прелестный звук, которого Николас доселе от нее не слышал. Кто бы подумал, что Розалинда способна хихикать, как всякая молодая женщина?
— Несчастный Грейсон, — продолжала она, — так и скривился от омерзения. Очевидно, его донимали угрызения совести, поэтому я соврала, что минут пять назад поцеловала лягушку. Он немедленно сбежал в Лондон, и потом я полгода его не видела. Знаешь, что меня убедили поцеловать еще трех лягушек?
— И ни одна не превратилась в принца?
— Даже в герцога. Но потом я ужасно боялась, что заполучу бородавки. Правда, все обошлось.
— А как насчет Реймонда Сайкса?
— О, я его придумала. Грейсон так и не догадался, что такого человека вообще не существует. Полагаю, теперь, когда я замужем, можно сказать ему правду. Не может же он дать оплеуху замужней леди, верно?
— Это было бы крайне дурно с его стороны, — заверил Николас, но тут же покачал головой: — Значит, Грейсон подарил тебе первый и единственный поцелуй? До меня, конечно.
— Если быть до конца честной, да.
Он поцеловал ее снова, провел языком по нижней губе и прошептал, обдавая жарким дыханием:
— Открой рот, Розалинда. Открой немедленно.
Она повиновалась. Он осторожно прижался губами к ее губам, вновь погрузил язык в ее рот…
И тут новый лакей, которого он нанял месяц назад, подойдя к окну, завопил:
— Милорд! Мы прибыли! Открыть дверцу для вас и миледи, или предпочитаете, чтобы мы с мистером Ли По внесли вещи и оставили вас наедине с новобрачной до самой темноты?
Николас даже не сознавал, что экипаж остановился у крыльца Уайверли. Судя по затуманенным глазам Розалинды, она еще не очнулась.
Ему хотелось убить лакея. Хотелось плакать.
Но вместо этого он закатил глаза и отстранился. Отстранился от жены. Своей жены! Он знал ее девять дней. Но теперь она его жена.
Николас усилием воли взял себя в руки и высунул голову в окно.
— Вы просто потрясли меня своим остроумием, Джон. А, вижу, Блок уже открывает двери. Скажите ему, что нам понадобятся еще несколько лакеев. И представьте его Ли По. Идите.
Джон явно не желал идти. Он хотел получше рассмотреть все, что происходило в экипаже. И поэтому, не трогаясь с места, тяжко вздохнул.
— Идите!
Николас одернул платье Розалинды, поправил шляпку, коснулся кончиками пальцев все еще удивленно приоткрытых губ и задался вопросом, сможет ли затащить ее в постель через пять минут.
— Господи, — прошептала она, в свою очередь, проведя пальцем по губам.
— Я собираюсь делать тебе неожиданные сюрпризы в последующие тридцать лет. Что ты об этом думаешь?
Она взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.
— Возможно, у меня тоже найдутся неожиданные сюрпризы для тебя, Николас.
Он тихо застонал, поднял ее с сиденья и поставил на истертые сотнями ног каменные ступеньки.
— Ты абсолютно невежественна, — бросил он, не глядя на нее. — И ничего не знаешь об отношениях мужчины и женщины, не говоря уже о сюрпризах.
— А вот и нет! Тетя Софи дала мне книгу. С картинками. Правда, предупредила, что они не так откровенны, как обнаженные статуи в Нортклифф-Холле, которые мне так и не позволили увидеть, но достаточно познавательны.
— Ты покажешь мне книгу? — Она ответила коварной улыбкой.
Дальнейший разговор был прерван появлением дворецкого.
— Не такое это несчастье, милорд, — заявил Блок без объяснения и обиняков. — Кое-кто из нас остался и не собирается уходить. А мистер Причард даже спит в холле, чтобы нас охранять.
Розалинда удивленно моргнула при виде мгновенных перемен в муже. Перед ней стоял совершенно новый человек: жесткий, сильный, готовый к борьбе. Она могла поклясться, что его глаза еще больше почернели, но голос оставался спокойным и тихим.
— Питер вас охраняет? Какого дьявола тут творится, Блок?
— Я не хотел вас тревожить, милорд.
— Итак, полагаю, что по кухне бегают крысы? Или дымоход в спальне засорился? Кстати, Блок, это моя молодая жена, леди Маунтджой. Розалинда, это Блок. Он двадцать лет служил у деда и, насколько мне известно, никогда не сталкивался с проблемой, которую не мог бы разрешить.
Розалинда улыбнулась старику, выглядевшему таким же древним, как сучковатая сосна, узловатые ветви которой терлись о стену второго этажа. Блок подошел к ней, оглядел и негромко ответил:
— Дело не в крысах и не в дымоходе. Старый граф вернулся, милорд. Нет, не подумайте, что он недоволен. Наоборот, счастлив, что вы женились и приехали сюда вместе с женой. Поскольку он никогда раньше не появлялся, предполагаю, что сделал это сейчас, когда вы вернулись домой вместе с леди Маунтджой. Мы слышали, как он поет во все горло, хохочет, натыкается на мебель как слепой, который не видит перед собой старый индийский сундук. Объявил, что я проживу еще не менее семи лет, прежде чем отправлюсь к праотцам. Я ответил, что семи лет недостаточно, но он велел держать себя в руках и объяснил, что был моложе меня, когда скончался. К сожалению, он не определил точнее день моего ухода, потому что передал все рифмами, причем абсолютно неблагозвучными.
— Понятно, — вздохнул Николас, оглядывая Блока, выражение лица которого ничуть не изменилось. О волнении, которым был охвачен старик, говорило лишь легкое подергивание левого века. — Видимо, если дед поет при известии о моей женитьбе, значит, запоет еще громче, увидев леди Маунтджой.
— На его месте я бы так и сделал, — заверил Блок и, поклонившись, открыл в улыбке два ряда великолепных зубов. — Счастлив познакомиться, леди. Добро пожаловать в Уайверли-Чейз. Готов тоже спеть, если это вас порадует, леди. Вам нравятся задорные шотландские мелодии? Знаете, старый граф даже не поет шотландские песенки.
Розалинда приветливо улыбнулась, хотя никак не могла взять в толк, что здесь происходит. В доме поет призрак? Дед Николаса?
— Я с удовольствием послушаю ваше пение, Блок, — кивнула она и, заметив, что сорочка старика белее облака, а черный костюм отливает синеватым блеском, добавила: — Уилликом, наш лондонский дворецкий, всегда мечтал, чтобы его костюм блестел как у вас, но никогда не мог этого добиться. Может, вы напишете ему и объясните, как это делается?
— Я ничего для этого не делал, миледи, — удивился Блок. — Просто этот костюм так же древен, как мавританские изразцы в ванной. Он блестит от старости. Но мне так нравится любоваться этим блеском, что я отказался от новой одежды. Наша прачка умеет чистить ее так, что она сохраняет блеск. Но не тревожьтесь миледи: уверяю, что костюм не проеден молью.
— Спасибо, Блок. Я напишу Уилликому и посоветую отказываться от новой одежды. Так прачка не уволилась?