– Моя дочь – одна из самых сдержанных людей, которых я когда-либо знал. Даже в детстве она на все взирала бесстрастными глазами. Но сегодня она вела себя как буйнопомешанная.
Джейсон в отличие от Алека не считал Холли равнодушной и уж тем более не видел ее сдержанной и бесстрастной. Он просто не понимал, кого имеет в виду Алек.
– Сэр, я сказал вам чистую правду, – произнес он вслух. – Ничего подобного раньше не случалось. И я ни за что на свете не обесчестил бы вашу дочь.
– Судя по потрясенному выражению вашего лица, по отчаянию во взгляде, вы не солгали. После того как оказалось, что вы оба хотите получить Лайонз-Гейт, дочь написала в письме, что хотела бы оторвать вам голову, и весьма иронично упоминала о вашей красоте. Я живо представил презрительную усмешку, с которой она сочиняла это послание. Что вы думаете о моей дочери, Джейсон?
– У нее больше отваги, чем мозгов. Барон Шерард молча кивнул.
– То, что случилось сегодня, непростительно. Этого не должно было произойти. Кроме того, я вообще не намеревался жениться.
– До меня дошли подобные слухи, – медленно выговорил Алек. – Слухи о том, что вы покинули Англию, отправившись в добровольную ссылку, и провели почти пять лет в доме Уиндемов. Все это из-за женщины?
Джейсон покачал головой.
– Я слышал также, что в вас стреляли и едва не убили. Признаю, очень хотелось узнать правду.
– Я не умер.
Алек выжидающе смотрел на него.
– Все это дела давно минувших дней, но стоит закрыть глаза, кажется, случилось всего минуту назад. Из-за меня отец и брат чудом не погибли.
– Но как это может быть?
– Так уж получилось, – пожал плечами Джейсон. – Вам достаточно знать, что виноват я один.
Алек не стал допытываться.
– Повторяю, Джейсон, что вы думаете о моей дочери?
Джейсон повернул голову в сторону загона, прислушался к тихому, мягкому голосу Генри, говорившего с Пикколой, которая легонько постукивала копытом по земле. Лунный свет заливал фигуры человека и коня на фоне ограды загона, так что вся сцена казалась похожей на картину.
– Это мой дом. Увидев впервые Лайонз-Гейт, я понял, что поместье должно принадлежать мне, что именно здесь я проживу жизнь, выращивая лошадей и участвуя в скачках.
– Моя дочь тоже так считает.
– Да, и я это понял. Скажу честно: мои родные так меня любят, что пытались избавиться от нее. Но она не сдавалась. Поэтому теперь мы партнеры. Не стану лгать, милорд, это было трудно. Ваша дочь прекрасна, умна, остроумна, способна работать до седьмого пота и имеет успех в обществе. Мы живем в одном доме. Последние два месяца, с самой первой нашей встречи, мы иногда орем друг на друга, иногда дело только что не доходит до драки. Но постепенно мы научились уступать. Кстати, знаете, что нас навестил лорд Ренфру и что он живет по соседству?
– Этот осел? Она покалечила его?
– Хотела, но решила вместо этого посмеяться над тем, как была глупа. Знаете, что действительно ее рассердило? Мало того, что этот фат имел наглость уложить в постель другую женщину за две недели до свадьбы, он еще и солгал насчет своего возраста.
Алек от души рассмеялся. Пиккола подняла голову, заржала и, вырвавшись от Генри, стала танцевать по загону. И с каждой минутой все ближе и ближе подходила к тому месту, где стояли Джейсон и Алек, поставивший сапог на деревянную перекладину. Кобылка не отрывала взгляда от лица барона.
– Я и не знал, что Пиккола так любит смех, – удивился Джейсон.
– Узнав правду о Ренфру, моя дочь объявила, что никогда не выйдет замуж, – объяснил Алек, улыбаясь Пикколе. – Утверждала, что плохо разбирается в мужчинах и не сможет сделать достойный выбор. Я напомнил, что ей всего восемнадцать лет и что в таком возрасте трудно увидеть истинное лицо за светской маской.
– И не только ей, но и любому человеку, – кивнул Джейсон.
– Полагаю, вы правы. Однако я уже слишком стар, чтобы помнить себя восемнадцатилетним. Вы же знаете, как серьезна Холли. Она хотела поклясться на крови перед младшим братом, что никогда не выйдет замуж. Брату тогда было одиннадцать, и он исполнял каждое ее желание. Я положил конец этой глупости, прежде чем она разрезала себе руку, чтобы добыть кровь. Я поверил ей после того, как она отказала шестерым поклонникам, причем четверо были совсем неплохи.
– Мы с Холли страдаем одним и тем же недостатком: плохо разбираемся в людях, и, что еще страшнее, именно в тех, кого, как нам казалось, полюбили.
– Понятно. Думаю, теперь самое время немного рассказать о том, что случилось.
Джейсон понял, что не сможет уклониться от допроса.
– В отличие от лорда Ренфру эта очень умная и красивая молодая леди не стала унижать себя ложью о возрасте. Она просто была чудовищем, и я этого не разглядел. В результате моей ошибки она едва не убила моего отца, а ее брат пытался прикончить Джеймса. Так что из меня вряд ли выйдет хороший муж, милорд. Я органически не способен довериться женщине. И не смог бы дать жене то, что она заслуживает, а именно сделать ее счастливой.
– Из-за сознания собственной вины?
– Да. Оно всегда во мне, глубоко укоренилось в душе, и жена рано или поздно станет презирать и даже ненавидеть меня.
Барон Шерард ничего не ответил. Только погладил Пикколу по носу, вспомнив, как она пыталась встать на подламывающиеся ножки шесть лет назад, сразу после рождения. А сейчас скачет по загону под огромной луной. Молодость… как это прекрасно!
Но сейчас ему о многом нужно подумать. Интересно, какого мнения граф и графиня Нортклифф о его дочери?! Представляли ли они, что может случиться, если двое молодых, здоровых людей окажутся вместе в подобных обстоятельствах?
Джейсон лежал на спине, подложив руки под голову и глядя в темный потолок. Лунный свет струился в открытое окно. Ночь была тепла и безветренна. Сон улетел за миллионы миль от Лайонз-Гейт.
Он увидел, как дверная ручка медленно поворачивается, и напрягся, готовясь к схватке. Дверь тихо отворилась.
– Джейсон! Вы спите?
– Часы уже пробили полночь. Конечно, сплю, негодница вы этакая. Что вам нужно, Холли? Ни шагу дальше! Вы не войдете сюда, тем более что спальня вашего отца в двадцати футах отсюда. Уходите!
Она бесшумно скользнула в комнату и закрыла за собой дверь.
– В детстве я училась ходить кошачьим шагом еще и потому, что любила подслушивать. Единственная, кто всегда слышал меня, – моя мачеха. Она сказала, что это очень ценное умение, но взяла с меня обещание никогда не подкрадываться к ней. Я сдержала слово.
– Я тоже вас услышал, проваливайте.
– Джейсон, я не собираюсь набрасываться на вас, – выпалила она взволнованно и одновременно пристыженно.