– Илиш, скоморошничать не надоело еще? – Скептически приподнятая бровь. – А то ты мало сделал! Кто с мужиками теми внизу целенаправленно надирался?
– Полукровку элем не свалить, – усмехнулся Верьян, не отпуская поднос. – Только голова яснее становится да память лучше.
– Зачем тогда придуривался? – Слюну приходилось сглатывать, иначе она бы капала прямо в тарелку.
– Надо было, – веско сказал Илиш, разжимая руки. Я еле устояла на месте. – Скоро приду.
После столь глубокомысленных заявлений парень свалил из комнаты, оставив меня в глупейшем виде с полуоткрытым ртом.
Ну надо так надо. Поесть, например.
– Эона! – Я закрыла рот и пнула дверь умывальни.
Всхлипы затихли.
– Чего? – угрюмо спросили оттуда.
– Есть пошли.
– Не хочу!
– Вот и замечательно, мне больше достанется, – философски заметила я, пристраивая поднос на прикроватном столике. – К тому же, когда ты помрешь голодной смертью, я смогу сделать из тебя зомби, который будет беспрекословно таскать за меня сумки.
– Ты не посмеешь! – Разгневанная заплаканная Эона появилась на пороге умывальни.
Я предостерегающе махнула куриной ножкой.
– На твоем месте, я бы проверять не стала.
Девушка шлепнулась на кровать рядом со мной и, потянувшись к другой куриной ноге, тихо спросила:
– Зачем?
Мы обе старательно отводили взгляды друг от друга.
– Надо было. – Верьянова фразочка пришлась к месту. Глубокомысленности в ней по-прежнему хватало.
Возня и бренчание во мраке перемежались недовольными возгласами.
– Надевай!
– Сам надевай!
– Малы они мне! Надевай, я сказал!
– Воняет же!
– Это запах благородного рыцарства.
– Видимо, во мне недостаточно благородства.
– Вот и наберетесь, Вашество. Пропитаетесь духом, можно сказать.
– Прекрати меня так называть! И вообще издеваться!
– Как будет угодно моей Императрице.
– Тьфу на тебя!
Долгие препирательства в почти абсолютной темноте привели-таки к желанному Верьяном результату: жаркий, вонючий, потный поддоспешник сел на меня как влитой. Наемник взялся за кирасу. Было такое чувство, что под ее весом я ушла в пол на пару сантиметров. Парень заскрипел следующей железякой. В конюшне было практически ничего не видно, но Илиш безошибочно находил нужные завязки.
– Локоть согни, – скомандовал он.
– Все равно мне не нравится, как попахивает твоя идея, – пожаловалась я. – В этих доспехах точно кто-то помер. От старости.
Верьян хмыкнул:
– Не волнуйся, детка, когда я свернул шею их хозяину, этот цветущий мужчина был только в ночной рубашке.
В прежние времена я напустилась бы на парня с упреками в жестокости. Но… то было раньше.
– Надеюсь, тело припрятал?
– Обижаешь, детка.
– А со слугами что? – Я стала до циничности практичной.
– Эти щедрые люди с радостью поделились с нами вещами – они им теперь без надобности.
– Понятно…
Мы надолго замолчали. В окружающей темноте особенно отчетливо было слышно бряцание доспехов, всхрапывание потревоженных лошадей и наше недовольное сопение.
Скрипнула дверь, заставляя нас затаить дыхание.
– Вы там скоро? – нервно спросила Эона, вертя головой в попытках увидеть хоть что-нибудь в темном нутре конюшни. – Я уже здесь замерзла совсем.
– По-о-оы-ы а-о-о-ы. – Верьян как раз что-то мудрил с завязками подшлемника.
Светлое пятно дверного проема стало шире.
– Что?!
– Почти… закончили. – Цепкие пальцы Илиша наконец освободили мой подбородок, и я смогла нормально разговаривать. Однако на голову мне тут же нахлобучили шлем. Хорошо еще забрало не опустили.
– Все, детка, можешь валить, – великодушно разрешил наемник.
Я попыталась как можно более бесшумно подобраться к двери.
«Крался по деревне трактор». Удачное сравнение.
У меня как раз было такое ощущение, что от издаваемого мной лязга всполошится все поселение.
А ведь нужно еще взгромоздиться на лошадь!
Слава всем святым и тому же Единому, мне удалось-таки это сделать. Правда, только с помощью Верьяна и подруги. Не будем уточнять с какого раза.
Поселение осталось далеко позади. Рассвет подкрался незаметно: небо, которое еще недавно было цвета переспелой черники, вспыхнуло холодным неприветливо-осенним утром. Дорога петляла по лесу, чья листва давно променяла легкомысленную зелень на роскошные «багрец и золото». Моя лошадь шла степенно, не торопясь. Неся двойную ношу и поэтому отставая, брела вторая. К утру подморозило, листва хрустела под копытами. А в доспехах (точнее, в поддоспешнике) было тепло, почти жарко. К запаху я тоже уже притерпелась, поэтому чувствовала себя вполне сносно.
Мы с Эоной со вчерашнего вечера так и не разговаривали. Вернее, общались только по необходимости. Объяснения типа «это совсем не то, что тебе показалось» ни к какому результату не привели. А еще я постоянно ловила себя на мысли, что то и дело задерживаю взгляд на губах Верьяна и тут же отвожу и краснею… Вот хмарь!
Повинуясь какому-то предчувствию, я резко натянула поводья. Лошадь заплясала на месте – у ее копыт, подрагивая древком, взрыла землю стрела. За первой полетели остальные. Животное поднялось на дыбы. Скрипуче взмахнув руками, под аккомпанемент вскрика Эоны, грудой железа я брякнулась на землю. Дыхание прервалось, чтобы вернуться через мгновение – вместе с болью в ребрах.
Смотря сквозь решетку забрала на небо, с тем же, кстати, стальным оттенком, я лежала неподвижно, приходя в себя после падения и сосредотачивая в солнечном сплетении тугой комок Силы. Драться в этом обмундировании не представлялось возможным.
Мимо летели стрелы, раздавался лязг мечей и вскрики, а я лежала, как перевернутая черепаха. Попутно злилась, концентрируя энергию для удара.
– Эй, Проклятый, не пырни знакомого! – прозвенел чей-то веселый голос, перекрывая шум драки.
– Если только по старой памяти! – откликнулся Илиш.
– И не вздумай перекидываться, у меня душа впечатлительная – еще спать потом не смогу.
Комок концентрируемой Силы перестал расти, пока я настороженно прислушивалась к завязавшейся беседе.
– Вот еще, для всяких тут перекидываться! Опаздываешь, Ломаный, – проворчал Верьян. – Я уж думал, Хантир, что тебя прирезали где-то дорогой.