– Этот человек будет править Нормандией, если мой сын Гийом Длинный Меч скончается, не оставив наследника. Приветствуйте Меррика Харальдссона.
Ролло не снизошел до разъяснений. Он просто объявил свою волю, коротко, громко, глубоким сильным голосом. Даже Ларен затаила дыхание, хотя и знала, что он собирается сделать. На лицах людей, собравшихся в большом зале, явственно проступило замешательство.
– Вот так, – с удовольствием заметил Меррик, – теперь опасность грозит только мне, но не тебе.
– Мне это не нравится, – возразила она, уже не в первый раз с того момента, как накануне вечером Меррик изложил Ролло свой план. – Ты не знаешь здесь никого, ты очень рискуешь. Посмотри на них, они не понимают, как теперь быть, они слишком потрясены. А где Хельга и Ферлен?
Ларен упрямо возражала, а Меррик покорно слушал, но ни в чем ей не уступал. Теперь же он только усмехнулся, оглядывая обращенные к нему, застывшие в изумлении лица:
– Скоро появятся твои сестры. А что касается , всех остальных, то я готов разыграть героя-викинга, изобразить напористость, не хуже той, какую они привыкли видеть в Ролло, и показать всем, что я прямо-таки переполнен гордыней и честью, вот-вот лопну. Возможно, если я придусь Ролло по душе, он попросит меня остаться в Нормандии и разделить с ним власть, а потом править вместе с Гийомом. Как ты на это смотришь?
– Ты с ума сошел!
– Разве? По-твоему, я не смогу стать достойным наследником нормандского герцогства? Считаешь, у меня не хватит мозгов, чтобы провести всех этих людей?
– Конечно, ты сумеешь их обмануть, но это безумие, Меррик!
– Как ты полагаешь, это безумие передастся нашему ребенку?
Ларен уставилась на него, позабыв на миг обо всем:
– Я еще и думать не думала о таких вещах.
– Напрасно. У тебя не было месячных с той нашей первой ночи.
Ларен стала белее, чем скрытая под ее платьем рубаха.
В эту минуту Ролло с улыбкой повернулся к Меррику и протянул ему руку:
– Приблизься, господин мой Меррик, и поздоровайся с моими людьми. Быть может, наступит день, когда они станут твоими людьми.
Ларен пошатнулась, зрачки у нее расширились, и взгляд с тревогой обратился к мужу:
– Мне нехорошо, – прошептала она. Меррик подхватил ее, поднял на руки. Все собравшиеся вновь разразились криками, и даже Ролло в ужасе вскочил на ноги, восклицая:
– Ради богов! Что случилось с Ларен?! Меррик во всеуслышание объявил:
– Обычный обморок, мой господин. Она здорова, она всего-навсего собирается подарить мне наследника. – Высоко подняв Ларен на руках, Меррик продолжал сильным звучным голосом:
– Да, Ларен родит сына, который однажды может стать правителем Нормандии.
Широкая улыбка не сходила с лица Хельги. Наклонившись к уху сестры, она прошептала:
– Кто знает, возможно, ей и не удастся родить. Если она пошла в тебя, Ферлен, ей не выносить ребенка.
– Волосы у нее точь-в-точь как у отца. Просто ужасно: она рыжая, словно ведьма.
– Отцу очень шла его огненная шевелюра, – вздохнула Хельга. – Как печально, что ему пришлось убить неверную жену и бежать. Кстати, я вовсе не убеждена, что Халлад и вправду убил ее, она умерла совсем тихо, не сопротивляясь. Да-да, очень жаль, что отец испугался подозрений и поспешил скрыться. А еще хуже, что эта шлюха успела родить Ларен и Таби, прежде чем издохла!
Тело и душу Ферлен пронзил могильный холод, тени ее восьми мертворожденных младенцев коснулись ее – о да, все восемь лежат в ледяной могиле, все они давно превратились в крошечные обглоданные скелетики. Ферлен поглядела на сестру – та уже беседовала со своим мужем Фроммом:
– А как тебе Меррик Харальдссон? Фромм напыжился, он перенял эту манеру у Отты, однако у него это выходило довольно смешно. С важностью он произнес:
– Очевидно, этот человек хитер. Он воспользовался старостью Ролло, предъявляет ему только то, что Ролло хочет увидеть, говорит только то, что герцогу приятно слышать, делает только то, что…
– Да-да, я все поняла, – нетерпеливо прервала его Хельга. – По-моему, он хорош собой, так красив, так молод, не правда ли?
– Не смей издеваться надо мной, Хельга, – Фромм поспешил отвернуться к своему товарищу по несчастью. – Кардль, нам надо поговорить после того, как Ролло отпустит нас.
Услышав, как ее муж договаривается с Кардлем, Хельга откровенно расхохоталась. Ради всех богов, какой смысл толковать с этим жалким глупцом? Что они сделают вдвоем? Меррика убьют, что ли?
Повернувшись, Хельга прислушалась к словам Ролло, угомонившего толпу и принявшегося расписывать подвиги викинга, его отвагу и все преимущества, позволяющие ему породниться с королем Норвегии. Ролло словно забыл, что этот же самый король много лет назад изгнал его из своей страны. Меррик, держа на руках по-прежнему бесчувственную Ларен, отступил за пышный занавес позади трона Ролло. Речь старика не слишком интересовала Хельгу, она догадывалась, что все это – чепуха. Она слушала вопросы, которые нормандская знать осмеливалась задавать своему повелителю, но гораздо больше тревожил ее воображение сам красавец-викинг.
А чем она не хороша?
Жена его как раз тяжела, она хлопнулась в обморок, того гляди, начнет блевать прямо на глазах у мужа. И потом, Ларен такая тощая, она и на женщину-то не похожа, вся краса – ее пышные рыжие волосы, да и те зачем-то заплела в косички. Разве настоящий мужчина уляжется по доброй воле в постель со скелетом? Да она в жизни не сможет угодить такому человеку, как Меррик Харальдссон.
Занятно, подумала Хельга, прислушиваясь к объяснениям, которые старый осел Веланд давал Раки, превосходившему его физической силой, но еще больше – глупостью. Ролло так и не рассказал, что произошло с Ларен. Хельга не прочь была бы разузнать об этом. И как Меррику удалось встретиться с ней? Интересно, это он убил Таби, узнав их род и рассчитывая присвоить права мальчишки на обладание Нормандией?
Хельга в последний раз глянула на Ролло, оценивая его не как дядю, а как мужчину. Все еще красив, все еще крепче и упрямей любого кабана, но уже совсем стар, груз прожитых лет, того гляди, согнет его плечи. Как же ей поступить в нынешних обстоятельствах?
Меррик придерживал голову Ларен, подставил ей тазик. Все тело ее сотрясалось от рвотных потуг, кожа стала холодной и липкой. С утра ей почти не удалось поесть от волнения, и теперь, хотя позывы к рвоте не прекращались, в животе не осталось уже ничего, кроме мучительной судороги.
– Зря я тебе сказал, – проворчал Меррик, отводя влажную прядь с ее лба. – Ты прекрасно себя чувствовала, пока ни о чем не догадывалась.
– Хотела бы я и впредь ничего не знать, – простонала она.
Меррик поднес к ее губам чашку пива, Ларен прополоскала рот и вновь со стоном ухватилась за живот. Наконец, к радости Меррика, ее стошнило. Она сердито поглядела на мужа: