– Не готов! Здесь не пансион! – отрезала Мишель. – А кто будет мне помогать?
Схватив нож, она принялась крошить сельдерей и морковь, прислонился к раковине, наблюдая за ней.
– Черт возьми, ловко же вы управляетесь.
– Так все парни говорят.
– Словно робот с ножом. Быстро, точно… впечатляет.
– Вы и в самом деле знаете, как вскружить голову девушке.
Тео быстро схватил морковку и сунул в рот.
– Что прикажете делать? Я скоро умру с голоду.
– И двойной чизбургер не помог?
– Тоже мне еда! Так, легкая закуска!
– Разожгите мне гриль. Спички вон в том ящичке справа.
– А гриль на заднем дворе? – поинтересовался Тео, с подозрением вглядываясь в сумерки сквозь сетку, которой было забрано крыльцо.
– Разумеется, где же ему еще быть! А в чем дело?
– Стоит ли волноваться насчет еще одной Лоуиз?
– Нет, – заверила она, но тут дьявол снова принялся ее подзуживать, и Мишель не устояла перед соблазном. – Правда, может появиться Элвис. Следует на всякий случай взять с собой веник.
Тео, уже шагнувший было к двери, замер.
– Элвис?
Мишель оторвала от ролика кусок алюминиевой фольги и стала заворачивать в нее овощи.
– Наша местная знаменитость. Тот, кто видел его в последний раз, клялся, что в нем не меньше шестнадцати футов.
– Вы назвали аллигатора Элвисом? Да что это на вас всех нашло, ребята?
– Мы не всем даем имена, – оправдывалась она. – Только самым выдающимся.
– Значит, просто пошутили насчет Элвиса, верно?
– Что-то вроде, – мило улыбнулась она.
– Что-то вроде самой изощренной жестокости! Стыдно издеваться над человеком, имеющим очевидную аллигаторофобию, Майк!
– Я предпочла бы, чтобы вы называли меня Мишель.
– А я – не слышать шуток насчет аллигаторов.
– Ладно. По рукам.
– Так почему я не могу называть вас Майк? Остальным это позволено.
Мишель старательно защипывала края фольги.
– Не хочу, чтобы вы думали обо мне… как о Майк.
– Но все же почему?
– Не слишком женственное имя. Сколько мужчин из ваших знакомых хотели бы встречаться с женщиной по имени Майк?
– Что?
– Не важно.
– Как это не важно? Вы утверждаете, что хотели бы встречаться…
– Ничего такого я не утверждаю, – покачала она головой. – Просто зовите меня Мишель, вот и все. А теперь разожгите гриль и перестаньте таращиться на меня как на сумасшедшую. Если испугаетесь, кричите во все горло, я выбегу с веником и спасу вас.
– Мужчины не кричат во все горло от испуга, а у вас, Мишель, извращенное чувство юмора, – огрызнулся Тео и, выглянув в окно, добавил:
– О дьявол, аллигаторы выходят по ночам, верно? Из нас двоих это я спятил. Что я делаю… – Он хотел сказать «в этой Богом забытой трущобе», но вовремя опомнился. – В этой глуши.
Однако Мишель сразу поняла, куда он клонит. Ее глаза опасно сверкнули.
– Не знаю. Вот и объясните мне. Что вы здесь делаете?
– Приехал порыбачить, не помните? В жизни не предполагал, что на моем пути встанут аллигаторы.
– Пока что не встал ни один, – справедливо указала она. – И вы приехали сюда не только порыбачить.
– Тут вы правы.
– И?..
Тео пожал плечами.
– Может, я чего-то ищу. Довольны? – враждебно процедил он.
Мишель снова повернулась к раковине.
– Скажите, что именно, и я помогу вам найти.
Тео, не отвечая, вышел. Мишель не понимала, откуда взялось это неожиданное напряжение. Всего минуту назад они перебрасывались шутками, и вдруг Тео стал невероятно серьезным. Такой спокойный, внешне сдержанный, все схватывающий на лету… Ничего не скажешь, в тихом омуте… Да уж, за красивым лицом Тео Бьюкенена немало всего кроется.
Мишель решила не торопиться. Если захочет, сам расскажет, что привело его сюда. Она не станет привязываться к нему, как назойливая базарная баба.
Вечер выдался такой чудесный и тихий, что они поужинали на крыльце, за столиком кованого железа. Разговор был немногословным и натянутым, но на аппетит Тео это не влияло. Он ел совсем как ее отец, много и жадно, подбирая все до кусочка. – Если бы я объедалась, как вы, пришлось бы расширять дверные проемы, – съязвила Мишель.
Тео развалился на стуле и прикрыл глаза.
– Здесь так мирно! Приятно слушать хор кузнечиков и лягушек…
Не желая вновь его расстраивать, Мишель не упомянула, что раздававшиеся издали звуки исходили от аллигаторов. Сама она, выросшая на болотах, даже не замечала их. Но у городского парня наверняка душа в пятки уйдет.
Тео настоял на мытье посуды, и, поскольку посудомоечной машины в доме не было, приходилось действовать вручную. Пока он мыл ножи и вилки, Мишель убрала приправы, схватила полотенце и принялась вытирать посуду.
– Почему вы не замужем? – поинтересовался он.
– Времени не было.
– Встречаетесь с кем-то?
– Нет.
Вот и прекрасно. Он не собирался засиживаться в Боуэне, но, пока живет здесь, не желает, чтобы какой-то соперник перебежал ему дорожку. И одно это уже делает его бессердечным сукиным сыном!
– О чем вы думаете? – неожиданно спросила Мишель. – У вас такое свирепое лицо!
Я самовлюбленный подонок. Об этом и думаю.
– Удивляюсь, почему мужчины не гоняются за вами. Один взгляд, и любой поймет, что…
– Что именно?
– Что у вас бездна достоинств, – ухмыльнулся он. Мишель закатила глаза.
– Что за романтический комплимент!
– Я из Бостона, не забыли? Откровенность в мужчинах там воспитывают с детства. Кстати, вас здесь никто не интересует?
– А зачем вам это знать?
– Чистое любопытство.
– Думаю, Бен Нелсон был бы не прочь, но я не собираюсь его поощрять. Он очень мил, но между нами не проскочила искра. Понимаете, о чем я?
– Да. Вроде той, что проскочила между нами.
– Простите?
– Вы прекрасно все расслышали.
Он отдал Мишель мокрую тарелку, заметил, что не промыл ее как следует, и снова выхватил.
– Вы хотели броситься мне на шею в ту минуту, как увидели в баре вашего отца.