– На профессиональном уровне? Тео не ответил.
– Ноэ завтра будет здесь. Если не возражаете, я хотел бы до этого времени оставить клинику в прежнем виде, пока он все не осмотрит как следует.
– То есть до завтра?
– Да.
– Ладно, – согласилась она. Подруги все равно прибудут не раньше послезавтрашнего дня. Она вполне сможет подождать. – А где работает Ноэ?
– ФБР, – коротко бросил он, но больше ничего не уточнил.
– ФБР? – встревожилась она. – В таком случае вы считаете…
– Не делайте поспешных выводов, – перебил он. – Ноэ – друг семьи, и я подумал, что неплохо бы позволить ему осмотреть клинику. Услышать его мнение. Кроме того, он здесь неподалеку, в Билокси, и к тому же любит рыбачить. День-другой в Боуэне заменит ему отпуск.
– Я буду так благодарна за его помощь… и вашу тоже, но не делаем ли мы из мухи слона?
– Вы сами в это не верите, так ведь? Мишель сжала ладонями виски.
– Кажется, не верю. И боюсь, что и Бен на самом деле винит в случившемся отнюдь не подростков. Он обошел клинику вместе со мной, и мы оба заметили, что под окном не было никаких следов. А должны были быть.
– Так почему вы спорили со мной насчет того, каким образом он сюда проник?
Мишель пожала плечами:
– Должно быть, надеялась, что все это как-то объяснимо и наверняка обойдется. Знаете, что я первым делом подумала, увидев, что сделали с клиникой?
– И что же?
– Что кто-то страшно меня ненавидит. Я никогда раньше так не пугалась. Все ломала голову, пытаясь определить, кто именно это сделал, но, честно говоря, я недостаточно долго прожила здесь, чтобы обзавестись такими врагами. Дайте мне пару месяцев, и я обязательно представлю вам список длиной с мою руку.
– Сомневаюсь, – бросил Тео. – Этот человек по-настоящему распоясался. Ничего, у Ноэ, несомненно, возникнут продуктивные идеи относительно этого дела.
Он сунул в рот очередной крекер, и хотя без плавленого сыра или арахисового масла на вкус они были ничем не лучше опилок, все равно продолжал их есть.
– Коллеги Ноэ ловят преступников, а вы их сажаете?
– Вроде того, – немедленно согласился Тео. И, разумеется, солгал. Черт возьми, в него стреляли, его били, кусали, щипали, плевали в лицо… Такая работа. Его даже дважды заказывали, а когда он занялся семейкой Леона, стал получать ежедневные угрозы.
– У меня есть теория, – объявила она.
– Давайте послушаем.
Он рылся в коробке, отыскивая последний кусочек спрессованных опилок.
– Что, если это кто-то из пациентов доктора Робинсона пытается украсть свою историю болезни?
– Зачем ему это?
– Понятия не имею. А вдруг у него какая-то заразная болезнь или диагноз, который он скрывает от страховой компании или родных? У меня, наверное, слишком буйная фантазия, но умнее в голову ничего не приходит.
– Робинсон дал вам список своих пациентов?
– Дал. К одной из коробок была прикреплена распечатка в конверте из оберточной бумаги. Практика у него была невелика, учитывая, сколько времени он здесь проработал. Судя по тому, что я о нем слышала, доктор Робинсон нуждался в уроках человечности. Он оскорблял своих пациентов.
– Поэтому у него их было мало.
– Совершенно верно.
– После того как Ноэ осмотрит клинику и выскажет свое мнение, вам нужно сверить истории болезни со списком, чтобы посмотреть, все ли на месте.
– При условии, что список не был уничтожен. Тео кивнул. – Я также думаю, что вам следует позвонить Робинсону и спросить, не было ли у него проблемных пациентов. Вы знаете, как сформулировать вопросы.
– Тут вы правы. Наверное, у него осталась копия списка на случай, если она нам понадобится.
Тут Тео заметил, что она растирает затылок.
– Голова болит?
– К сожалению.
– Может, я смог бы ее излечить?..
Тео поднялся, сел на диван рядом с Мишель, положил подушку на пол между своими босыми ступнями и велел расположиться на ней, пока он будет делать массаж.
Устоять было невозможно. Она устроилась между его коленями и вытянула ноги. Он опустил руки на ее плечи и потянул за толстую ткань.
– Снимите халат.
Мишель расстегнула пуговицы, развязала пояс и сбросила халат.
– А теперь пижамную куртку.
– Неплохая задумка.
– Ладно, – ухмыльнулся Тео, – тогда расстегните верхние пуговки.
Ей пришлось расстегнуть три пуговицы, чтобы он смог добраться до кожи. Слишком поздно поняла Мишель, что наделала. Большие теплые ладони касались ее шеи и плеч, и, о Господи, это было восхитительно.
– У вас такая мягкая кожа…
Мишель закрыла глаза. Следует сказать, чтобы он остановился. До чего доведет такое безумие? Это Тео виноват в том, что она натянута как струна, а теперь почти непереносимое блаженство окончательно лишает ее рассудка. О да, ей следует немедленно встать.
Но вместо этого она повернула голову вбок, чтобы ему было удобнее разминать мышцы.
– Вы знаете, что я подумал при первой встрече?
– Что я неотразима? – пошутила она. – Настолько неотразима, что следует немного подпортить совершенство, окатив меня рвотой с ног до головы?
– Тогда я совершенно потерял голову от боли, – напомнил он. – И я не об этом говорю. После операции, когда вы пришли в палату и рассказывали о Боуэне, своей клинике и здешних жителях… знаете, о чем я подумал?
– Чтобы я перестала трещать как сорока и дала вам поспать?
Он легонько дернул ее за волосы.
– Я серьезно. Сейчас объясню, что в действительности заставило меня приехать в Боуэн.
Судя по тону, он не собирался обмениваться колкостями.
– Простите. И о чем вы думали?
– Я хотел бы получить то, что есть у вас.
– Вот как?
– Я увидел в вас то, что имел когда-то, в самом начале, но потом потерял по дороге. И это меня ничуть не волновало до той минуты, как мы встретились. Вы заставили меня пытаться вновь найти это… если такое возможно.
– И что же вы увидели?
– Страсть.
– Страсть к работе? – не поняла она.
– Страстное желание изменить что-то к лучшему.
– Но я не собиралась переворачивать мир, – немного подумав, ответила Мишель. – Всего лишь надеялась, что сумею усовершенствовать его маленький уголок.