– Наша хозяйка начинает приходить в себя после обморока, – произнес Лайон. – Стой здесь, Кристина. Я вернусь через минуту.

Она поступила так, как он велел, следуя за ним лишь глазами. Ее сердце сильно забилось, когда Лайон присел и поднял ее нож. Она глубоко вздохнула, затаила дыхание и выдохнула с облегчением, когда он положил нож на стол и занялся пистолетом.

Вокруг поднялся невообразимый шум: все вдруг заговорили одновременно. Может, ей тоже попытаться упасть в обморок, подумала Кристина. Нет, диванчик уже занят, а пол как-то не прельщал ее. Она решила довольствоваться заламыванием рук. Ведь нужно же как-то показать, что она расстроена!

Один из двух джентльменов, целиком поглощенных беседой, знаком подозвал к себе Лайона. Как только Лайон двинулся в сторону столовой, Кристина стала протискиваться к столу. Она убедилась, что никто не обращает на нее внимания, взяла нож, вытерла его и спрятала в чехол.

Потом она поспешила к тете. Графиня в это время давала язвительные советы распростертой на диванчике расстроенной даме.

– Полагаю, с нас хватит волнений на сегодняшний вечер, – сказала Кристина своей опекунше, когда наконец смогла привлечь ее внимание.

– Да, – ответила графиня. – Пора отправляться домой.

Лайон застрял в столовой, слушая нелепые предложения двух дряхлых джентльменов о том, как следует ловить Джека и его шайку.

Прошло минут десять, и он уже был сыт ими по горло. Он вновь и вновь возвращался мыслями к необычному ножу, который несколькими минутами раньше держал в руках. Оружие было довольно грубо сделано, но острое как бритва и с плоской ручкой. Владелец приобрел его явно не в Англии.

Лайон решил взять кинжал с собой. В нем проснулось любопытство, и он решил во что бы то ни стало найти владельца.

– Я оставлю вас, господа, чтобы дать вам возможность в деталях продумать ваш план, – заявил Лайон. – Полагаю, мне следует проводить домой принцессу Кристину и ее опекуншу. Прошу прощения, господа.

Он повернулся и поспешил в гостиную, где велел Кристине ждать его возвращения. Будучи уверенным, что она все еще нуждается в его поддержке, Лайон упрекнул себя за то, что оставил ее одну. Он искренне надеялся, что она взволнована: мысль о том, чтобы утешить ее, очень понравилась ему.

Лайон уже прикидывал, как нейтрализовать опекуншу. Ему нужно лишь несколько минут наедине с Кристиной, чтобы он мог еще раз поцеловать ее.

– Черт! – выругался Лайон, когда понял, что Кристина исчезла. Он взглянул на стол, где оставил нож, и еще раз выругался.

Нож тоже исчез. Настроение Лайона упало. Он, хотел было расспросить гостей, но все. они были заняты своими недавними переживаниями, и он решил не тратить времени даром.

Лайон повернулся, чтобы еще раз взглянуть на нишу, где они с Кристиной стояли во время ограбления. Внезапная мысль поразила его. Нет, сказал он себе, это невозможно.

Потом он направился к нише и остановился лишь тогда, когда подошел вплотную к перилам балкона.

Целых двадцать футов отделяли балкон от покатой террасы внизу. Влезть здесь было невозможно. Перила были слишком шаткими, слишком слабыми, чтобы выдержать человека и веревку.

У него вновь возникло нелепое предположение.

Лайон потряс головой.

– Невозможно, – пробормотал он вслух. Он решил пока отложить разрешение этой загадки и сосредоточить внимание на том, что сейчас беспокоило его больше всего.

Лайон покинул дом Бейкера в мрачном настроении. Он был слишком зол, чтобы общаться с кем бы то ни было, и решил подождать до завтра.

А потом он собирался очень серьезно поговорить с Роном.

Глава 4

"Эдвард всегда одевался во все белое. Иные цвета раздражали его. Он предпочитал, чтобы и я носила длинные струящиеся платья белого цвета в греческом стиле. Стены дворца белили каждый месяц, и во всем его убранстве не было ни одного яркого пятна. Эта странность Эдварда забавляла меня, но я все же подчинилась его желаниям. Ведь он был так добр ко мне. Я могла получить все, что пожелаю, мне не позволяли даже пальцем пошевельнуть. Он только требовал от меня выполнения одного правила. Эдвард заставил меня пообещать, что я никогда не выйду за пределы этого белоснежного дворца. Он объяснил, что это делается ради моей безопасности.

Я была верна своему обещанию почти шесть месяцев. Потом до меня стали доходить вести о жизни за пределами наших владений. Я верила, что враги Эдварда распространяют слухи о его жестокости исключительно для того, чтобы вызвать волнения.

Я взяла одежду моей служанки, и мы отправились пешком в ближайшую деревню. Я рассматривала эту прогулку как приключение.

Боже праведный, я попала прямо в чистилище!"

Запись в дневнике

15 августа 1795 года

Поверенные, занимавшиеся делом о наследовании имений графа Эктона, условились посетить графиню Патрицию Каммингс в десять часов утра во вторник. Господа Хендерсон и Бортон прибыли минута в минуту.

Графиня с трудом сдерживала нетерпение. Она провела двух седовласых джентльменов в свой кабинет, закрыла дверь и уселась в кресло за поцарапанным письменным столом,

– Прошу простить за ветхость обстановки, – сказала она, нервно улыбнувшись. – Я была вынуждена потратить последние средства на гардероб моей племянницы Кристины, ведь впереди у нее целый сезон. Представьте, мне даже пришлось отказать многим желавшим посетить нас: слишком неловко показывать им, как мы живем. Зато Кристина произвела сенсацию. Я уверена, что удачно, выдам ее замуж.

Графиня внезапно поняла, что болтает без умолку. Она слегка кашлянула, чтобы скрыть свое смущение.

– Вы наверняка в курсе того, что этим домом мы сможем пользоваться только еще один месяц. Вы ведь получили уведомление о его покупке?

Хендерсон и Бортон одновременно кивнули. Бортон повернулся к своему коллеге, бросил на него какой-то странный, смущенный взгляд и стал теребить свой галстук. Графиня прищурила глаза от такой невоспитанности.

– Когда я получу свои деньги? – требовательно спросила она. – Я Осталась совсем без средств к существованию.

– Но это не ваши деньги, графиня, – заявил Бортон после того, как его коллега кивнул. – Вы ведь знаете это.

Бортон побледнел при виде ужасной гримасы, исказившей лицо графини. Он больше не мог смотреть на нее.

– Не могли бы вы поподробнее объяснить? – попросил он коллегу, уставившись в пол.

– Разумеется, – сказал Хендерсон. – Графиня, если бы мы смогли поговорить наедине с вашей племянницей, я уверен, что это недоразумение тотчас бы прояснилось.

Хендерсон явно не опасался графини. Его голос звучал исключительно ровно, и он продолжал улыбаться, несмотря на то что графиня бесилась от гнева.