В этот момент из кухни выскочил маленький Вилли. Заметив Мадлен, мальчик заулыбался, а она остановилась, чтобы поговорить с ним.
Вилли побежал к сестре Луддона, но тут Адела как раз широко взмахнула рукой — обычный для нее жест, когда она собиралась отпустить в адрес пленницы брата очередную колкость, — и нечаянно ударила по щеке малыша. Он упал и залился слезами.
Вилли рыдал, Джилард кричал, а Мадлен что есть силы завизжала. Этот звук так поразил всех, что в зале наступила напряженная тишина, а Адела даже чуть отступила назад — девушка, которую она, по-видимому, считала совсем безответной, наконец-то показала себя.
Джилард хотел было вскочить, но Дункан удержал его. Младший брат принялся что-то горячо доказывать барону, но тот взглядом заставил его замолчать.
Мадлен бросилась к Вилли, погладила его по головке, поцеловала и, утешив, отправила к матери, которая уже выбежала из кухни, услышав плач сына. Ей на помощь поспешила Герти.
И тут Мадлен посмотрела на Аделу. Может, она и смогла бы сдержать гнев, покажи сестра Дункана хоть каплю раскаяния. Но нет, Адела, судя по всему, ничуть не сожалела о своем поступке. И когда она вдобавок ко всему пробормотала, что этот мальчишка просто несносен, Мадлен окончательно вышла из себя.
Не успела Адела назвать Вилли отродьем, как Мадлен, размахнувшись, изо всех сил ударила ее по губам — она считала, что именно это место на лице Аделы более всего заслуживает наказания. Адела, не ожидавшая такого оборота дела, упала на колени и тем самым дала Мадлен лишнее преимущество над собой.
Девушка одним ловким движением намотала на руку спутанные волосы Аделы и пригнула ее голову вниз, лишив возможности двигаться.
— Ты произнесла свою последнюю грубость, Адела, — резко проговорила Мадлен. — Поняла?!
Все оторопело смотрели на женщин. Эдмонд первым пришел в себя.
— Отпусти ее, Мадлен! — крикнул он.
— Не суйся в эти дела, Эдмонд, — ответила девушка, все еще не выпуская волос Аделы. — Ты считаешь меня виновной в том, что произошло с твоей сестрой, она тоже так думает, поэтому я и решила, что пора наконец привести ее в чувство. Начну немедленно.
Дункан молчал.
— Я вовсе не считаю, что ты в ответе за поступок брата! — воскликнул Эдмонд. — Отпусти ее. Ее рассудок…
— Ее рассудок, мозги, да и вообще всю ее голову прежде всего необходимо проветрить и вымыть, Эдмонд!
Мадлен видела, что Мод и Герти наблюдают за ними, стоя в дверях.
— Думаю, нам понадобится две ванны, чтобы отмыть всю ту мерзость, что приросла к этой бедняжке, — сказала Мадлен служанкам. — Позаботься об этом, Герти, а ты, Мод, разыщи чистые вещи для своей госпожи.
— Вы хотите принять ванну прямо сейчас? — спросила Герти.
— Ванну буду принимать не я, — заявила Мадлен. — Кое-кто нуждается в ней больше, чем я! — Взглянув на Аделу, она добавила: — А пикнешь хоть слово против, я тебе кусок мыла в глотку засуну.
Отпустив волосы Аделы, девушка помогла ей встать. Сестра Дункана попыталась вырваться, но Мадлен сумела удержать ее — гнев придавал ей поистине геркулесовы силы.
— Ты выше и крупнее меня, Адела, но я сильнее и обозлена сейчас больше, чем когда-либо. Так что, если мне не раз придется поколотить тебя, пока мы поднимемся в башню, я это сделаю, можешь не сомневаться. — И подхватив Аделу под руку, Мадлен поволокла ее к двери, приговаривая: — Знаешь, даже при одной мысли о том, что я смогу награждать тебя тумаками, мне даже веселее делается. Вот так!
Адела разрыдалась. Но Мадлен была неумолима. Сестра барона больше не дождется от нее сострадания. Уж слишком много Эдмонд и Джилард жалели ее. Сами того не понимая, братья принесли Аделе немало вреда своей жалостью. Если той что и нужно было — так это прежде всего твердая рука, в этом Мадлен была теперь уверена. Странно, но голова у нее перестала болеть.
— Кричи сколько хочешь, Адела, это тебе не поможет. Ты посмела назвать малютку Вилли отродьем, хотя это оскорбление скорее можно было бы отнести к тебе. Да, это ты отродье! Но теперь все изменится. Можешь мне поверить!
Мадлен говорила не переставая, пока они поднимались в ее комнату. И ей ни разу не пришлось ударить Аделу.
К тому времени, когда обе ванны были наполнены горячей водой, Адела была сама покорность. Герти и Мод, морщась, стянули с нее полуистлевшую одежду.
— Сожгите все это! — приказала Мадлен.
Когда Адела опустилась в одну из двух ванн, Мадлен решила, что та пытается изобразить жену Лота [3] . Сестра Дункана сидела замерев, как каменное изваяние, и смотрела в пространство перед собой. Впрочем, глаза выдавали ее душевное состояние: Адела была полна бешеной ярости.
— А зачем понадобились две ванны? — поинтересовалась Мод, всплеснув руками.
И тут Адела внезапно изменила тактику: изловчившись, она вцепилась в волосы Мадлен. Казалось, она хочет вырвать у пленницы брата все ее чудные локоны.
В ответ та самая девушка, которую служанки считали тихой, милой и доброй, словом, настоящей леди, с силой сунула лицо Аделы в воду. Неужто она хотела утопить сестру барона?
— Мне кажется, леди Адела не сможет дышать под водой, — осмелилась вмешаться Мод.
— Да, зато она не сможет драться и плеваться, — отчеканила Мадлен.
— Но я никогда… — прошептала Герти, поворачиваясь к двери, и выбежала из комнаты.
Мод знала, что Герти обожала первой приносить какие-нибудь новости. К тому же можно было не сомневаться, что барон Векстон желал бы знать, что здесь происходит.
Мод очень хотелось последовать за Герти, ей стало страшно оставаться с леди Мадлен — она еще ни разу не видела ее такой разъяренной. Впрочем, служанка тут же вспомнила, что Мадлен вступилась за ее маленького Вилли, поэтому решила остаться и помогать леди Мадлен.
— Нам понадобилось две ванны, — наконец объяснила девушка, — так как Адела до того грязна, что в одной нам ее не отмыть.
Едва ли Мод слышала, что говорила Мадлен, потому что Адела внезапно принялась брыкаться и вырываться, расплескивая воду. Мадлен оказалась мокрой с головы до ног.
— Мод, дай-ка мне, пожалуйста, мыло, — только и попросила девушка.
То, что происходило в ближайший час, было неописуемо. Герти то и дело просовывала голову в дверь, чтобы с любопытством понаблюдать, как Мадлен управляется с Аделой, а потом прытко бежала вниз по лестнице, торопясь рассказать братьям об увиденном.