Барон уже последовал было за отцом Бертоном, как вдруг его остановили слова жены:
— Мы и вправду не можем сейчас обвенчаться, Дункан.
Застывшие на месте Бертон, Энтони и барон оторопели от ее заявления.
Мадлен побранила себя за необдуманные слова, но должен же барон знать все…
— Вот если мы дождемся, когда Джеральд и Адела поженятся, то Луддон не сможет…
— Я так и знал, — вмешался Энтони. — Ты все время заступаешься за всех, когда надо и не надо. Барон, именно об этом я и хотел поговорить с вами.
— Уж такая она у меня, — вмешался отец Бертон. — Вечно жалеет несчастных.
— Нет, ты не понимаешь, Дункан! — взволнованно воскликнула Мадлен, взмахнув руками. — Если мы обвенчаемся немедленно, это будет означать, что ты пошел против воли короля. И тогда он отдаст Аделу Луддону. Вот я о чем, Дункан.
Мадлен продолжала бы говорить, не заметь она выражения лица мужа. Руки она могла заламывать сколько угодно, но вот рот закрыла, Векстон пристально посмотрел ей в глаза, однако Мадлен не; понимала, доволен он или сердится.
— У меня только один вопрос к тебе, Мадлен. Ты доверяешь мне?
— Конечно! — не задумываясь промолвила та.
Векстон был определенно доволен ее ответом. Обняв Мадлен, Дункан поцеловал ее в лоб и громко заявил:
— Мы обвенчаемся этим же вечером.
— Да, Дункан, сегодня вечером.
По-видимому, этот ответ удовлетворил всех. Мадлен заметила, что ее дядя улыбнулся, Энтони принялся весело насвистывать, а Дункан довольно кивнул.
В следующий час все были заняты. Дункан и Энтони обедали за маленьким столиком в доме священника, а тот направился к своему господину, графу Гринстеду, чтобы рассказать о всех происшедших событиях.
Старый граф все еще цеплялся за жизнь и, хотя и не мог присутствовать при церемонии венчания, ждал к себе барона Векстона, который должен был заглянуть к нему, когда обряд бракосочетания окончится. Затем Дункан и Энтони пошли к озеру за домом Бертона, чтобы вволю поплескаться в воде и спокойно обсудить происходящее.
Мадлен тем временем переодевалась. Она расчесала волосы и хотела было уложить их в прическу, но потом бросила эту затею, решив оставить волосы распущенными: она знала, что Дункану это нравится больше.
И конечно же, на Мадлен опять была одежда цветов барона Векстона: нежно-кремовые туфельки и платье и накидка с голубой вышивкой. Она почти месяц трудилась, вышивая на этой накидке силуэт волшебного волка.
Мадлен подумалось, что Дункан, может статься, и не заметит этого. Мужчинам не до такой ерунды.
— Все хорошо, — вслух проговорила она. — Я нравлюсь ему, но он любит дразнить меня.
— Кто это любит дразнить тебя? — внезапно раздался голос Дункана, стоявшего в дверях.
Мадлен с улыбкой повернулась к мужу.
— Мой волк, — не задумываясь ответила она. — Что-то и не так, Дункан? Какой-то у тебя странный вид…
— Ты с каждым часом становишься все прекраснее, — произнес барон. Его голос был мягким, как бархат.
— А ты — все красивее. Но никак не могу понять, почему это мой нареченный будет на церемонии венчания в черном, — осмелилась подколоть Мадлен мужа. — Это такой мрачный цвет! Цвет траура, — добавила она. — Не считаете ли вы, милорд, что траур — это ваша свадьба?
Замечание жены застало барона врасплох.
— Зато эта моя одежда чистая, Мадлен, — пожал он плечами. — Больше тебя ничего не должно волновать. К тому же у меня нет с собой другого костюма. А теперь, дорогая, я, пожалуй, поцелую тебя, чтобы тебе было не до моего платья.
Мадлен отбежала к другому концу стола.
— Нет, ты не смеешь целовать меня до венчания, — едва сдерживая смех, промолвила она. — А почему же ты не побрился?
— Я сделаю это потом, — заявил Дункан.
— Потом? — с недоумением переспросила Мадлен.
— Да, Мадлен, потом, — подтвердил барон, глядя на нее горящими глазами.
Мадлен нарочно помедлила, чтобы Векстон поймал ее. Но когда Дункан наконец сжал Мадлен в своих объятиях и прильнул к ее губам, дверь в комнату растворилась.
— Мы уже ждем, — заявил вошедший отец Бертон. — Правда, меня кое-что беспокоит.
— Что же? — встревожилась Мадлен, высвобождаясь из объятий мужа и поправляя одежду.
— Я бы хотел сам повести тебя к алтарю, но не могу же я одновременно делать два дела. Кстати, вы подыскали двух свидетелей? — спросил Бертон.
— А вы не могли бы провести Мадлен к алтарю, и потом совершить церемонию? — осведомился Дункан.
— Значит, я, как священник, буду задавать полагающиеся при обряде вопросы, а потом спускаться вниз, чтобы самому на них отвечать? — с хитрым блеском в глазах промолвил священник. — Думаю, это будет нелепо, — заключил он.
— Свидетелями будут все мои воины, — предложил Векстон. — А Энтони станет рядом с Мадлен. Так можно?
— Ну хорошо, — согласился священник. — Пойдемте, барон, подождите возле устроенного мной алтаря, пока я приготовлюсь. Я обвенчаю вас под открытым небом, при свете звезд и луны. Мне кажется, сам Господь не придумал бы места лучше.
— Ну хорошо, давайте поскорее покончим с этим, — нетерпеливо бросил Дункан.
Мадлен не понравились его слова.
— Что значит «покончим с этим»? — недоуменно спросила она.
Ее недоумение рассеялось, когда барон заговорил:
— Мы с тобой связаны навеки с того мгновения, когда встретились. Это известно Господу, известно мне, да ты и сама это знаешь. Мы созданы друг для друга, и если бы Лоренс не оказался самозванцем, мы бы уже давно состояли в законном браке.
— Да, любимый, все началось с того момента, когда я согрела тебе ноги, — прошептала Мадлен.
— Да, с того самого момента…
Казалось, Мадлен вот-вот заплачет. Но барон не хотел подавать виду, что его тронул этот разговор, он промолвил лишь:
— Знаешь, ты должна быть благодарна Богу.
— За что? — не поняла его Мадлен.
— Что мы повстречались не летом.
Поначалу Мадлен ничего не поняла, потом рассмеялась, и ее нежный смех согревал барону сердце.
— Стало быть, это время года подарило тебя мне, так ты полагаешь?
— Конечно, тебе не пришлось бы согревать мне ноги, если бы стояло лето, — подмигнул барон жене.
Дункан собирался сказать ей еще что-то, но тут отец Бертон подтолкнул его к двери:
— Люди ждут вас, барон.
Как только Дункан вышел, священник повернулся к племяннице и несколько минут говорил ей об обязанностях жены. Покончив с этим, Бертон добавил, что полон гордости за то, что судьба даровала ему возможность воспитывать такую женщину, как она. А затем он подал Мадлен руку и повел к алтарю.