Описала Жуковская и крохотную комнатку с разбитым диваном: «Кожа на диване вся истерлась, а спинка отломана и приставлена. „Ну садись, садись“. Распутин, обнимая, подпихивая и напирая сзади, налег на спинку дивана, и она отвалилась. Вырвавшись от него, я сказала, глядя на сломанный диван: „Нехорошо... хоть бы столяра, что ли, позвали“. Он всполошился. „Да она от этого самого развалилась, – забормотал он, поднимая одной рукой тяжелую спинку и ставя ее на место. – Это все сестрица из Симбирска... как только здесь ночует, так обязательно развалит... чистый леший...“
Тяжелые телеса крестьянки, занимавшей его иногда по ночам, и многие иные испытания – днем и ночью – доконали несчастный диван.
Но кто же были они – те, кого принимало это многострадальное ложе?
Полиция продолжает описывать непрерывную охоту «отца Григория» за новыми женщинами: «3.11.15 года... Пришла неизвестная женщина, хлопочет о муже-прапорщике... Выйдя, начала рассказывать швейцарихе: „Распутин... мало слушал мою просьбу, стал хватать руками за лицо, потом за груди и говорит: „Поцелуй... я тебя полюбил“... потом написал какую-то записку и снова стал приставать... Этой записки не дал, сказал: „Приди завтра“. И еще она сказала: «К нему идти – надо дать задаток, какой он хочет, а я не могу...“
Теперь, когда «святой период» закончился, кем они были для него – бесконечные женщины, заботливо фиксируемые агентами?
В полицейских донесениях у «отказавшихся» есть имена. Но несчастные просительницы, согласившиеся «дать задаток», к сожалению, их не имеют. Как правило, они именуются лишь инициалом – «госпожа К» или вообще – «одна дама».
Из показаний Белецкого: «Одна дама, чтобы вернуть мужа из ссылки сначала отдала Распутину все деньги, но он потребовал большего... Она умоляла его не трогать ее. Но Распутин поставил ультиматум: или она исполнит его желание, и он попросит Государя о муже, или не показываться ему на глаза... И он, воспользовавшись ее нервным состоянием... овладел ею... и затем несколько раз приезжал к ней в гостиницу. А затем... оборвал знакомство и велел не принимать».
О таких же безвестных «дамах», у которых Распутин вырвал «задаток», рассказывает и Жуковская. Все истории имеют один финал: переспал и с отвращением бросил...
Однако отметим брезгливость, почти ненависть Распутина к тем безвестным женщинам, которые переспали с ним. И еще: «Воспользовавшись ее нервным состоянием... овладел ею», – так Белецкий говорит об «одной даме» с ее же слов. «Доведя меня до истерики, лишил девственности», – так говорит Вишнякова...
Но неизвестные просительницы, «давшие задаток», – лишь часть огромного хоровода из промелькнувших женских тел, который мог бы поразить и Казанову.
На основании донесений агентов и бесед с Распутиным Белецкий делает вывод: кроме просительниц, мучившихся от необходимости «дать задаток», главными «клиентками» распутинского дивана были женщины, которые «легко смотрели на моральные принципы и... многие из них даже гордились оказываемым Распутиным вниманием и хотя бы временной близостью к нему».
Имен этих женщин Белецкий опять же не указывает – по той причине, что и они, как правило, со странной стремительностью исчезали из квартиры на Гороховой. Задерживались лишь очень немногие, и тогда агенты наружного наблюдения, естественно, устанавливали их имена.
«ПОШЛА ВОН!»
В 1917 году Чрезвычайная комиссия попросила этих «задержавшихся дам» ответить на неприятные вопросы.
«Шейла Гершовна Лунц, 25 лет, жена присяжного поверенного, иудейского вероисповедания, не судилась». Эта красотка увидела Распутина на вечере у профессора Озерова, которого Распутин называл «государственной слякотью».
Из показаний Лунц: «Про Распутина я уже раньше слышала много дурного, в особенности про его отношение к женщинам и потому, когда я вошла, и этот мужик в высоких сапогах и русском кафтане посмотрел на меня, я испытала неприятное чувство... Распутин... шутил, смеялся и гадал по рукам присутствующих, причем предсказания его состояли из афоризмов, представлявших из себя малопонятный набор слов. Мне, например, он сказал: „Ты страдалица, но Господь Иисус тебе поможет и твоя правда победит!“... Он шутил и с дамами, пытался обнять то ту из них, то другую, но те ему этого сделать не разрешали. Он пил и вино, хотя не в очень большом количестве...»
Кудрявая красотка Шейла понравилась Распутину. И началась знакомая охота...
«Как-то он позвонил ко мне вечером от некоего Книрши, которого я ранее не знала... Он сообщил мне по телефону: „Приезжай, мы здесь очень весело проводим время“.
Квартира Книрши – одно из главных мест распутинских развлечений в конце 1915-го и в январе его последнего, 1916 года. Полицейские агенты постоянно фиксируют: «21.1.16. Распутин... поехал к Книрше», «30.1.16. Распутин... отправился к Книрше... в 4.30 утра приехал домой совершенно пьяный»...
Андрей Книрша был чиновником в страховом обществе и «альфонсом на содержании у женщин» – как сообщает о нем агент охранки. И хотя знакомые Шейлы, по ее словам, предупредили, «что он занимается темными делами», а она сама «про Распутина слышала много дурного, в особенности про его отношение к женщинам», она согласилась приехать ночью по вызову Распутина в подозрительную квартиру. Впоследствии Шейла объяснила следователю, что причиной ее рискованного приезда была... злополучная черта оседлости для евреев: «Мне очень хотелось, чтобы мои родители, не имевшие права жительства в столице, переехали в Петроград».
«Я приехала в квартиру... шикарно обставленную, но с роскошью выскочки, и застала там самого Книршу, молодого, очень полного, с широкими скулами... Его сожительница – жена какого-то старого генерала...» Там же, к изумлению Шейлы, был и «знаменитый думский деятель Протопопов, который в то время был еще только товарищем председателя Государственной Думы и с которым я была знакома, встречая его у профессора Озерова... Нахождение Протопопова в этой компании вместе с Распутиным меня страшно поразило, и потом в разговоре с ним я заметила ему: „Вам не подобает бывать в таком месте“, на что Протопопов ответил: „Да, я согласен“ и похвалил меня за мою откровенность».
Шейла не знала, что присутствовала при исторической встрече. Протопопов, один из вождей оппозиции, решивший идти во власть, налаживал в этом притоне контакт с Распутиным и «царями».
Вокруг мужика «в тот вечер увивалось сразу несколько дам, и Распутин... возбуждал ревность, по-видимому, бывшей с ним в близости высокой дамы, блондинки, фамилия которой была, кажется, Ясинская. Эта дама не любила и меня, может быть, потому, что Распутин говорил всем, что я ему очень нравлюсь, что мои глаза его убивают... У Книрши был ужин с массой вин. Распутин пил свою обычную мадеру и затем вызвал хор цыган... Распутин плясал... вечер начинал принимать характер оргии... и я уехала». Видимо, так и не поняв, зачем он ее позвал...
Не только желание помочь родителям, но и некий иной интерес заставил чувственную даму, будущую любовницу Протопопова, решиться на следующий шаг. Она «сама позвонила к Распутину, сказала о том, что у меня до него есть дело».