Так что агенты честно выполняли свое дело. Да и сама Трегубова в дальнейшем будет весьма активно фигурировать в сводках наружного наблюдения. Например: «26 мая Распутин с Трегубовой на моторе Мануса приехал домой пьяный, страстно целовал Трегубову».
Все эти донесения агентов Джунковский аккуратно пересылал в Ставку, где Николай Николаевич показывал их царю. Возвращаясь в Царское Село, Ники рассказывал об этом Аликс... «Мой враг» – так она теперь называла Джунковского.
Но все это были обычные сообщения о кутежах, которые «цари» слышали уже много раз. Нужно было что-то из ряда вон выходящее...
25 марта, как сообщили агенты, «Распутин выбыл в Москву».
Именно тогда в Москве произошел скандал, давший толчок череде событий, повлиявших в какой-то мере на историю России.
ЦЫГАНСКАЯ МОСКВА
Приехав в Москву, Распутин продолжил кутить. Излюбленным местом для его буйного веселья стал особый, ныне почти исчезнувший мир – цыганская Москва. И по сей день существует в Москве Петровский парк, вокруг которого жили тогда великие цыганские артисты, певшие и плясавшие в знаменитых московских ресторанах «Яр» и «Стрельна» – любимых ресторанах Распутина.
Зимний сад, раскинувшийся под куполом, пальмы, кактусы, искусственные гроты, откуда по тропиночкам неслись к столикам услужливые официанты... «Гвоздем» ресторанной «культурной программы» был цыганский хор Лебедевых. Цыгане выступали в общем зале три раза за вечер, после чего хор приглашался в отдельные кабинеты, где и пел прямо перед большим столом. Посетители заказывали песни по своему вкусу и за каждый номер щедро платили. Солисты часто приглашались за стол. Но цыгане не пили во время работы, и гости это знали.
Если кто-то приглашал в кабинет цыганку, с нею шла мать или сестра. Бывали и кровавые случаи: однажды пьяный офицер, отпустив хор, попытался задержать в кабинете хорошенькую плясунью. Отец велел дочери уйти, и тогда пьяный офицер застрелил его.
Нередко во втором часу ночи, когда ресторан уже закрывался, завсегдатаи шли продолжать веселье к Лебедевым – «в табор», то бишь к ним домой.
Иван Иванович Ром-Лебедев был одним из последних представителей этого знаменитого рода, которым во времена Распутина гордилась Москва. Я знал этого высокого красавца старика – он дожил до 80-х годов, был драматургом и основателем Московского цыганского театра. Он много рассказывал о ночном веселье в «таборе» и описал его в своих воспоминаниях.
Войдя в дом, гости рассаживались вокруг стола, официанты наполняли бокалы. И Лебедевский хор начинал традиционную: «За дружеской беседою, коль пир идет кругом, заветам дедов следуя, мы песню вам споем»... «В такие ночи, – вспоминал Ром-Лебедев, – я, мальчик, не спал, я жадно прислушивался – что там происходило в зале. Приезжали сыновья Льва Толстого... заходил не раз великий князь Дмитрий Павлович».
Но то, что случилось мартовской ночью 1915 года, Ром-Лебедев запомнил на всю жизнь. Он проснулся от шума и понял – опять гости. И вышел в коридор. Обычно официанты, пробегая, совали ему конфеты. Но сейчас они быстро проносились мимо – строгие и сосредоточенные. У входа в гостиную стояли жандармы – значит, приехал кто-то очень важный... Грянула песня: «Григорий Ефимович, ай да молодец! Изволил ты пожаловать к цыганам наконец!..»
Мальчик привычно припал к замочной скважине. Он увидел: хор в полном составе стоял у балконной двери, отец – впереди хора, мать – с краю. В центре стола сидел мужик в вышитой косоворотке. Ему поднесли бокал шампанского, хор загремел: «Пей до дна, пей до дна!» Началась цыганская пляска. И тогда его бабушка подошла к мужику и в пояс поклонилась, приглашая его танцевать. И он пошел – легко приседая, хлопая по голенищам сапог. Все вокруг ухало, подпрыгивало... Веселье кончилось только под утро.
В отдельном кабинете «Яра» во время выступления цыганского хора и произошло событие, о котором вскоре узнала вся Россия. В 1917 году по обстоятельствам этой запутанной истории следователями Чрезвычайной комиссии были допрошены лица, которые могли пролить свет на случившееся.
ОРГИЯ В «ЯРЕ»
Из показаний Джунковского: «В марте 1915 года Московский градоначальник Адрианов доложил мне, что известный Григорий Распутин в Москве в ресторане „Яр“ вел себя безобразно – спускал брюки, показывал свой детородный член и при этом хвалился, что рубашка на нем вышита Государыней... Я приказал дать делу законный ход».
Провести расследование Джунковский велел начальнику Московского охранного отделения А.П.Мартынову.
Из показаний Мартынова: «Я тогда же вызвал подполковника Семенова, бывшего в то время приставом... в участке которого находился ресторан „Яр“. Семенов сообщил мне, что он находился в ресторане „Яр“ в тот вечер, когда кутил Распутин. Последний приехал к „Яру“ в небольшой компании... заняли отдельный кабинет, пригласили певиц и устроили кутеж... В настоящее время я всех этих подробностей не помню, так как прошло около 2 лет, но я тогда со слов названного Семенова подробно сообщил в департамент полиции...»
Из показаний Джунковского: «26 марта 1915 г. около 11 вечера, как сообщил мне Мартынов, в ресторан „Яр“ прибыл Г.Распутин вместе со вдовой почетного гражданина Анисьей Ивановной Решетниковой, сотрудником московских и петроградских газет Николаем Никитичем Соедовым и неустановленной молодой женщиной. Вся компания была уже навеселе... Заняв кабинет, приехавшие вызвали к себе по телефону редактора-издателя московской газеты „Новости сезона“, потомственного почетного гражданина Семена Кугульского... По-видимому, компания имела и здесь возможность пить вино, так как опьяневший еще более Распутин плясал... „русскую“, а затем начал откровенничать с певичками в таком роде: „Этот кафтан мне подарила „старуха“... она его шила“. А после русской: „Эх! Что бы „сама“ сказала, если бы сейчас меня здесь увидела“... Далее поведение Распутина приняло безобразный характер какой-то половой психопатии; он будто бы обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками, раздаривая некоторым собственноручные записки вроде „люби бескорыстно“... На замечание заведующей хором о непристойности такого поведения в присутствии женщин Распутин возразил, что он всегда так держит себя перед женщинами, и продолжал сидеть в таком же виде. Некоторым из певичек Распутин дал по 10—15 рублей, беря деньги у своей молодой спутницы, которая затем оплатила все прочие расходы по „Яру“. Около 2 ночи компания разъехалась».
Как ждал Джунковский такого скандала! Он радостно начинает готовить доклад царю. Но при этом просит Мартынова разъяснить причины, которые могли соединить столь разношерстную компанию – его, видимо, удивляет присутствие на кутеже сразу двух газетчиков, ибо он знает, что Распутин избегает журналистов. И Мартынов сообщает в новом докладе «дополнительные, собранные секретным путем сведения»: «В кругах московских дельцов средней руки, не брезгующих подчас делами сомнительной чистоты, давно вращается дворянин, занимающийся отчасти литературным трудом, – Николай Соедов... Литературный труд его ограничивается участием в бульварной прессе... Будучи в Петрограде, попал к Распутину как представитель прессы. Во время приезда Распутина в Москву явился к нему... и принялся за проведение через Распутина придуманного им плана – принять поставку на солдатское белье в больших размерах. Видимо, в Петрограде он сумел заинтересовать Распутина этим делом и обещал известный процент с него. Самая пирушка была... обычной в московских торговых кругах „вспрыской“ предложенного дела... Соедов еще раньше предложил газетному дельцу Кугульскому участвовать в деле... Кугульский в счет ожидаемых благ дал денег на эту пирушку... Весть о пребывании Распутина и его шумном поведении вызвала огласку в ресторане, и хозяин ресторана Судаков, желая избежать неприятностей, уверял, что это не настоящий Распутин, а кто-то другой... Когда это дошло до Распутина, он стал доказывать, что он настоящий, самым циничным образом перемешивая во фразах безобразные намеки на свои близкие отношения к самым Высоким особам... Что же касается поставки белья, то... поставка расстроилась».