Прекрасно зная свою жену, он не сомневался, что она сейчас мечется взад-вперед по своему кабинету, в сердцах пинает все, что попадется под ногу, и проклинает его на чем свет стоит. Что ж, придется ей с этим справиться самой. Никогда в жизни, думал Рорк, выжимая штангу в положении лежа, он не знал другой женщины, которая, будучи такой разумной, умела бы так стремительно и так бессмысленно впадать в безрассудство.
Какого черта она от него ожидала? Что он должен был сделать? Вызвать ее по громкой связи и попросить, чтобы она лично смахнула эту дурацкую техасскую муху с его шеи?
Ну что ж, значит, она не за того замуж вышла. Но тут уж ничего не поделаешь.
Она не хочет, чтобы ее защищали, когда она чертовски нуждается в защите? Она не хочет, чтобы о ней заботились, когда сама она слепа от горя и стресса? Ну что ж, значит, ей не повезло в жизни!
Рорк проделал всю серию до конца, черпая мрачное удовлетворение в горящих от напряжения мускулах, в боли, терзающей незажившее плечо, и в струйках пота, стекающих по всему телу.
Она была именно там, где он думал, и занималась именно тем, что он предполагал. Она прервала свое хождение взад-вперед только для того, чтобы трижды яростно пнуть свой стол.
Бедро, пострадавшее в битве, в которой бок о бок с ней сражался Рорк, громко запротестовало.
– Черт бы его побрал! Черт, черт, черт! Ну почему он не может не вмешиваться?
Жирный кот Галахад прокрался в кабинет и разлегся в дверях кухни, как будто готовясь наслаждаться зрелищем.
– Ты это видишь? – обратилась Ева к коту, с размаху хлопнув себя по кобуре. – Знаешь, за что мне это дали? Потому что я сама умею за себя постоять. И мне не нужно, чтобы какой-то мужчина бросался за мной подчищать!
Кот повернул голову набок, мигнул разноцветными глазами, а затем поднял лапу и начал умываться.
– Так я и знала. Наверняка ты на его стороне. – Ева потерла ноющее бедро. – Мужские особи всегда стоят друг за друга, чтоб вам всем сгореть! Я что, похожа на какую-нибудь жалкую, беспомощную дамочку?
Ну ладно, может, и похожа, признала Ева, возобновив хождение. Пару минут, не больше. Но он же ее знает, разве не так? Он же знает, что она выберется. Как знал он и то, что Ломбард непременно начнет к нему принюхиваться.
– Но почему он ничего не сказал? – Ева вскинула руки. – Разве он сказал: «Видишь ли, Ева, я думаю, эта дрянь из твоего прошлого, скорее всего, нанесет мне визит»? Черта с два он так сказал! А все эти проклятые деньги, вот в чем все дело. Это мне наказание за то, что связалась с парнем, который скупил чуть ли не всю Америку. Черт, и о чем я только думала?
Поскольку она истощила едва ли не весь запас своих сил на гнев, Ева плюхнулась в большое низкое кресло, злясь на весь мир.
Красный туман гнева в голове понемногу рассеялся, и ей пришлось признать, что она вообще ни о чем не думала. Зато теперь она начала думать.
Все дело было в деньгах Рорка. Он имел право защищаться! Она ведь не пришла ему на помощь.
Ева уронила голову на руки. Нет, она была слишком занята собой. Своим нытьем, своими страхами. Своей, черт бы ее побрал, беспомощностью.
И она набросилась с упреками на единственного человека, который по-настоящему ее понимал, который знал, что спрятано у нее внутри. Вот поэтому-то она и набросилась на него, вдруг осознала Ева. Мира, наверное, похвалила бы ее за то, что она самостоятельно пришла к этому злосчастному выводу.
Итак, она сама во всем виновата. Ну, допустим. Но она же не делала из своего прошлого секрета, так? Она все выложила начистоту задолго до того, как Рорк повел ее к алтарю. Он прекрасно знал, на что идет, не будет она за это прощения просить.
Но она сидела, барабаня пальцами по колену, и сцена в гостиной сама собой начала заново прокручиваться у нее в уме. Ева закрыла глаза. Сердце у нее упало.
– О боже, что я наделала?
Рорк стер пот с лица и потянулся за бутылкой воды. Продолжить или лучше устроить хорошую долгую пробежку? Он еще не до конца выпустил из себя злость, а за обиду даже и не принимался.
Он отпил еще глоток, раздумывая, не смыть ли все это с себя в бассейне. И тут вошла она.
Он опять ощетинился. Черт, он готов был поклясться, что чувствует, как спина у него выгибается, позвонок за позвонком, словно у кота.
– Хочешь потренироваться, дождись своей очереди. Я еще не закончил, а компания мне не нужна.
Ева хотела сказать ему, что он слишком сильно себя нагружает, что его раны еще не зажили, тело еще не обрело прежней формы. Но попробуй она это сказать, он ей шею свернет.
– Я только на минутку. Хочу сказать, что я прошу прощения. Я виновата! Не знаю, что на меня нашло. Мне стыдно за себя. – Голос у нее задрожал, но она должна была высказать все до конца и поклялась, что не заплачет. – Твоя семья. Я так рада, что ты их нашел… Клянусь тебе, я очень, очень рада. И вдруг оказывается, что где-то в глубине души я ревную, или завидую, или как там это еще называется… Меня тошнит от собственной стервозности. Надеюсь, со временем ты сможешь меня простить. Это все.
Когда она потянулась к ручке двери, Рорк тихо выругался себе под нос.
– Подожди минутку. – Он схватил полотенце, торопливо вытер лицо и взмокшие от пота волосы. – Ты умеешь свалить меня с ног одним ударом, как никто другой, клянусь. Теперь мне придется думать, мне придется спрашивать себя, что бы я чувствовал, если бы семейная ситуация сложилась противоположным образом? Ответа я не знаю, но я бы не удивился, если бы обнаружил, что маленькое ядовитое семечко засело где-то в глубине моей поганой душонки.
– То, что я сказала, было отвратительно и подло. Не понимаю, как я могла это сказать. Хотела бы я взять свои слова обратно. О боже, Рорк, как бы я хотела взять свои слова обратно!
– Мы оба в разное время наговорили друг другу много такого, что нам хотелось бы забыть. Вот давай и забудем! – Рорк бросил полотенце на скамью. – Что касается остального…
– Я была не права.
Он изумленно поднял брови.
– То ли Рождество пришло раньше времени, то ли следует объявить этот день новым национальным праздником.
– Знаю, я вела себя, как идиотка. Я вела себя так глупо, что сама себя готова была пнуть в задницу.
– Ну, это ты всегда можешь предоставить мне.
Ева не улыбнулась.
– Она приехала ради твоих денег, ты врезал ей в ответ. Все так просто. Я все усложнила, я поставила себя в центр картины, а на самом деле речь шла вовсе не обо мне.
– Это не совсем верно. Я врезал ей куда жестче, чем было нужно, потому что, с моей точки зрения, речь с самого начала шла о тебе.
У нее защипало глаза.
– Я себя ненавижу… Нет-нет, не надо, – торопливо проговорила Ева, когда он сделал шаг к ней. – Я сама должна сообразить, как мне это сказать. Я себя ненавижу за то, что не я это остановила. Я близко не подошла к самой возможности это остановить. И я набросилась на тебя, потому что я этого не сделала, не смогла, а ты смог и сделал. – Она втянула в себя воздух, осознав все до конца. – Я набросилась на тебя, потому что знала: мне это сойдет с рук. Потому что знала – где-то посреди своей беспросветной глупости, – что ты простишь меня. Ты не действовал у меня за спиной, не предавал мое доверие, ты ничего такого не сделал, а я убедила себя, что сделал. А на самом деле ты сделал только то, что надо было сделать.