Дорогая мамуля | Страница: 58

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Экран погас.

– Душевно поговорили, – вслух заметила Ева. Она не могла себе представить, как Карли Твин со своим животом добирается до Нью-Йорка и вышибает мозги Труди Ломбард, но из списка ее не вычеркнула.

При следующем звонке она нарвалась на автоответчик. Два восторженных голоса.

– Привет! Это Прю!

– А это Алекс!

– Мы не можем ответить вам сейчас, у нас медовый месяц на Арубе!

Перезвоните, когда вернемся. Если вернемся.

Значит, кто-то и впрямь пользуется снижением цен и летит на тропические острова, подумала Ева. Но если Прю и Алекс сказали «да» у алтаря, значит, они сделали это буквально на днях, и данные еще не попали в федеральный учет.

Она запросила подтверждение в отделе регистрации Нови, штат Мичиган. Прю и Алекс действительно подали заявку на брачную лицензию и пустили ее в ход не далее как в прошлую субботу.

Вряд ли они сделали крюк и заехали в Нью-Йорк, чтобы совершить убийство, по пути к трем заветным «С»: солнцу, серфингу и сексу.

– Ладно, Макси Грант из Лос-Анджелеса, послушаем, что ты нам скажешь. Адвокат, да? И у тебя собственная фирма? Значит, дела у тебя идут неплохо. Держу пари, Труди была бы не прочь оттяпать кусок.

С учетом разницы во времени Ева первым делом набрала рабочий номер Макси Грант.

На звонок ответили на втором гудке. Ответила весьма деловито женщина с копной рыжих кудряшек, обрамлявших волевое, четко вылепленное лицо с серо-зелеными глазами.

– Макси Грант, чем я могу вам помочь?

– Лейтенант Даллас, Департамент полиции Нью-Йорка.

– Нью-Йорк? Вы засиделись на работе, лейтенант.

– А вы всегда сами отвечаете на звонки, мисс Грант?

– Бывает, и притом частенько. Чем я могу помочь Нью-Йорку?

– Труди Ломбард.

Улыбку, искривившую губы Макси, никак нельзя было назвать дружеской.

– Сделайте мне подарок к Рождеству. Скажите, что вы из отдела убийств и что сука лежит на плите в морге.

– Именно это я и собираюсь вам сказать.

– Серьезно? Ну тогда созывайте оркестр, я буду играть на геликоне.

– Как я понимаю, вы не член ее фанклуба.

– Я ненавидела ее до печенок. Я ненавидела атомы, составлявшие ее печенки. Если вы взяли тех, кто с ней это устроил, я хочу пожать им руку.

– Может быть, вы мне скажете, где вы были с прошлой субботы до понедельника?

– Бога ради! Я была здесь. Я хочу сказать, на побережье. Даже я не торчу на работе круглые сутки. В субботу, с восьми до полудня, у меня общественная работа в монастыре Святой Агнессы. Я тренирую волейбольную команду девочек. Могу дать вам список участниц, если хотите проверить. Потом прошлась по магазинам с приятелем. Рождественские покупки. Потратила слишком много, но это же Рождество! Могу дать имя приятеля и предъявить чеки. В субботу вечером была на вечеринке. Домой вернулась в третьем часу ночи. И вернулась не одна. Секс и завтрак в постели воскресным утром. Сходила в спортзал, прибралась дома. Воскресным вечером немного поработала дома. Ну, поделитесь деталями! Она страдала? Ну, я вас очень прошу, скажите мне, что она страдала!

– Лучше вы мне скажите, почему вам так хочется это услышать.

– Девять месяцев она держала меня в аду. Если вы не полная недотепа, а этого вроде не скажешь, у вас сейчас перед глазами мое личное дело. Я попала в детский дом, когда мне было восемь, после того как мой старик забил мою мать до смерти и довел-таки свою жалкую задницу до тюремной камеры. Никто не захотел меня взять. Госсистема спихнула меня этой подлой садистке. Она заставляла меня тереть полы зубной щеткой, запирала в спальне каждую ночь. Иногда даже электричество перекрывала, чтобы я сидела в темноте. Говорила, что моя мать получила по заслугам и что я кончу, как она. Я начала воровать, копить деньги на побег, но она меня подловила. Пожаловалась копам, показала им синяки у себя на руках и на ногах, заявила, что это моих рук дело. Будто бы я на нее напала. Я эту дрянь ни разу в жизни пальцем не тронула. Меня упекли в колонию. Я озлобилась, стала ввязываться в драки. Вам такая картинка знакома?

– Да, мне случалось ее видеть.

– К десяти годам я уже начала толкать наркотики. Совсем пропащая, – сказала Макси. Ева поняла, что она стыдится своего прошлого. – Не вылезала из колоний, пока мне не стукнуло пятнадцать. Сделка накрылась. Меня порезали. И это было самое лучшее, что со мной случилось за всю мою жизнь. Там был один священник… Знаю, это звучит как «Лучший фильм недели», но со мной это случилось на самом деле. Он боролся за меня, он не сдавался. Он меня наставил на путь истинный.

– И вы пошли в юриспруденцию.

– Это было как раз то, что мне нужно. К этой садистской сволочи я попала, когда мне было восемь. Я была запугана. Я видела, как умерла моя мать. А эта сука использовала мою историю, она из кожи вон лезла, чтобы меня уничтожить. И ей это почти удалось. Я не пошлю цветов ей на похороны, лейтенант. Я надену красные туфли на шпильках и буду пить французское шампанское.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Я не встречалась с ней лицом к лицу последние четыре года.

– Лицом к лицу?

Макси медленно отпила еще глоток.

– Я юрист, дело свое знаю. Я прекрасно понимаю, что сейчас мне нужен адвокат. Мне не следует с вами разговаривать. Но я вправду рада, что она мертва! В общем, я рискну. Четыре года назад я работала на одну влиятельную фирму. Младший партнер. Я была помолвлена с парнем, который метил в Сенат и имел все шансы. Я получала хорошую зарплату, правда, я и вкалывала как проклятая. И вот она появляется у меня в кабинете. На работе, разрази меня гром! Вся так и тает от улыбок. «Ну-ка дай-ка мне на тебя посмотреть!», «Надо же, как ты выросла!» Меня чуть не стошнило.

Макси умолкла на секунду, чтобы перевести дыхание.

– Надо было вышвырнуть ее пинком под зад, но она застала меня врасплох. И тут она меня оглоушила: у нее есть копии моего дела, и там все. Наркотики, тюремные сроки, нападения, кражи. Нехорошо будет, не правда ли, если все это выйдет наружу? Что ж хорошего, когда у меня такая шикарная работа в такой важной фирме. Да еще с таким женихом, фаворитом гонки, главный приз которой – Вашингтон.

– Она вас шантажировала.

– Я сама ей позволила. Так глупо! Я дала ей пятьдесят тысяч. Через три месяца она опять возникла: добавки захотела. Я не зеленая дура, знаю, как это работает. Я все знала, но заплатила ей еще раз. Даже когда моя помолвка полетела ко всем чертям. По моей вине. Я так нервничала, так старалась, чтобы он не узнал… В общем, я сама все разрушила.

Макси замолчала, а когда снова заговорила, ее тон изменился, как будто смягчился.