– Его забрал убийца? Но зачем?
– Чтобы сохранить иллюзию, будто она была избита кем-то другим. Труди берет полотенце, может, заворачивает в него лед, ей нужен холодный компресс. На ее одежде следов крови нет, только на ночной рубашке. Скорее всего, она была в рубашке, когда избивала себя. Зачем пачкать хороший костюмчик? И потом, ей же все равно захочется прилечь. Перетерпеть, пока боль не стихнет.
– Все равно это не имеет смысла.
– Посмотри список ее вещей. Там есть видеокамера?
– Момент. – Пибоди откинула челку со лба, потом нашла файл. – Камеры нет, но… Эй! Есть диск для записи. Неиспользованный. Он был у нее в сумке.
– Туристы не приезжают в Нью-Йорк без видеокамеры. Прямо как наш друг Ларри. А она уже раньше использовала съемки. Ну, сначала она поспала. Ей надо очухаться, прежде чем она начнет фиксировать следы побоев. Она готовит сцену, выжимает слезу, дрожь. Обвиняет Рорка. Или меня. Или нас обоих.
Ева бросила взгляд на кровать. Она прямо-таки видела, как Труди сидит на постели с изуродованным лицом и плачет.
– «Вот что они со мной сделали. Я боюсь за свою жизнь». Все, что ей оставалось, это организовать доставку копии диска нам. В послании должен обязательно содержаться подтекст. «Я не знаю, что мне делать. Обратиться в полицию? Но она и есть полиция. Да поможет мне бог!» И т. д., и т. п. «Он такой богатый, такой влиятельный. Что будет, если я отнесу эту запись в СМИ? Спасет ли это меня?»
– С расчетом на то, что вы прочтете между строк.
– А когда мы с ней свяжемся, она потребует, чтобы один из нас пришел сюда. Никаких разговоров по телефону. Их всегда можно истолковать против нее. Разговор лицом к лицу. «Гоните деньги, а не то я вас уничтожу». Только до этого этапа ей дойти было не суждено.
– Потому что рассыльный изъял ее из обращения.
– Она должна была подойти к двери, – продолжала Ева. – Ну, не верю я в окно, хоть убей. Только не при нашем раскладе. Охранная система здесь паршивая. Любой может войти запросто. А может, он тоже был постояльцем гостиницы. Это в ее духе. Держать его поближе у себя под рукой. Под каблуком. На побегушках. Надо будет еще раз прокачать список постояльцев, покопаться в нем поглубже. Надо найти связь. Да, гораздо удобнее, если твой дружок находится поблизости. Она велела ему прийти.
– Она не в лучшей форме. Даже накачавшись вином и таблетками, – добавила Пибоди.
– Верно подмечено. И ей необходимо кому-то поплакаться. «Дай мне выпить». «Подогрей мне супу». Может, она и ворчит: если ему поручено доставить нам диск, как это может быть, что мы до сих пор не проявились? Что мы тянем? Может, она проболталась о сумме выкупа, а может, просто нажала не на ту кнопку. Но она не боится. Ходит по комнате в ночной рубашке. Ложись, Пибоди.
– Обидеть полицейского может всякий! – Тем не менее Пибоди рухнула на колени и вскинула руки, словно пытаясь сохранить равновесие.
– И еще один сверху. И третий для верности. Кровь. Он не мог не замазаться. Теперь ему надо соображать, как замести следы. Забрать орудие убийства, телефон, камеру. Запись была на жестком диске, это наверняка. Вдруг кто-нибудь захочет посмотреть. Так, дальше. Маленькое полотенце, банное полотенце. Все, на чем есть ее кровь. Все увязать в банное полотенце. Дальше он вылезает в окно. Окно оставляет открытым. Логика подсказывает, что убийца пришел этим путем. – Подойдя к окну, Ева выглянула. – Спустился, и нет его. Никаких проблем. Или… – Она изучила расстояние до окна соседней комнаты и до эвакуационной платформы. – Соседний номер был пуст. А что, если… Пусть «чистильщики» осмотрят соседний номер. Пусть проверят стоки на следы крови. Вызывай их прямо сейчас. Я спущусь и утрясу это с администратором.
Администратор, разумеется, выразил недовольство. Номер занят, а переселять гостей, уже занявших номер… Они будут жаловаться.
– Им будет на что жаловаться, если они останутся в номере, пока моя бригада экспертов разбирает обстановку на атомы. И вам вряд ли придется по вкусу, если я возьму на себя труд достать ордер и закрою все ваше заведение на время следствия.
Эта угроза возымела действие. Дожидаясь бригады, Ева связалась с Бакстером.
– Доложи обстановку.
– Наверстывают упущенное время. По-моему, мы прошли не меньше пяти миль. А еще этот чертов мокрый снег пошел.
– Ну так застегнись. Что они делают?
– Ходят по магазинам. Только что купили настольную елочку, но для начала пересмотрели все настольные елочки в районе Манхэттена. Вроде собираются возвращаться, так что я от души благодарю сладчайшего младенца Иисуса. Если за ними следит еще кто-то, кроме меня и моего юного друга, считай меня идиотом.
– Не отлипай от них.
– Как жвачка от зубов.
В центре города Бакстер сунул рацию в карман куртки. В наушнике у него звучал голос Заны, говорившей о ленче. Может, им перекусить на ходу и погулять еще немного? Или занести вещи в гостиницу и поесть там же?
– В гостиницу, – пробормотал Бакстер. – Возвращайтесь в гостиницу. И чтобы напротив было симпатичное теплое кафе.
Трухарт пожал плечами.
– А мне нравится на улице. Все так красиво. Особенно когда снег идет.
– Ты меня убиваешь, малыш. Холод, ветер, а этот снег больше похож на ледяной дождь. Народу тьма, не протолкаться, у меня уже подметки сносились. Черт. Вот дерьмо! Они решили поесть сосисок на улице.
– И кофе с лотка. – Трухарт покачал головой. – Они пожалеют.
– А теперь она глазеет на витрины. Как это похоже на женщину! Ему приходится тащить на себе все мешки и пакеты, покупать сосиски, изворачиваться, чтобы ничего не уронить, пока она вздыхает над кучей брюликов, которые им все равно не по карману.
– По карману, если они шантажисты.
Бакстер бросил на Трухарта взгляд, полный одобрения и отеческой гордости.
– Вот этот здравый цинизм мне по нутру. Так: выжди, дай ему купить сосиски, а когда отойдет, двигай к лотку и купи по парочке для нас. Толкучка такая, трудно держать наблюдение. А я тут задержусь: вдруг она уговорит его войти в магазин?
Бакстер пробрался ближе к витрине и успел заметить, как Зана оглядывается через плечо и улыбается Бобби, который подходил к ней, с трудом удерживая в руках еду и покупки.
– Прости, дорогой! – Она засмеялась, взяла у него один из пакетов и сосиску в тесте. – Бросила тебя со всеми вещами, как последняя эгоистка. Я просто засмотрелась.
– Хочешь войти?
Она опять засмеялась.
– Уже слышу испуг в твоем голосе. Нет, я просто хотела посмотреть. Но я уже жалею, что не подумала о шляпе. У меня уши замерзли.
– Мы можем вернуться или можем купить шляпу.
Зана одарила его ослепительной улыбкой.