Она взяла чашку с кофе и подошла к окну, за которым то нарастал, то снова утихал шум. Халат соскользнул у нее с плеча, и Рорк поправил его.
— Значит, разошлись они полюбовно, — продолжала Ева. — А по чьей инициативе? Католики ведь редко разводятся — тем более когда есть дети. Кажется, нужно какое-то разрешение?
— Освобождение от обета, — поправил ее Рорк. — Дело непростое, но и у Сесили, и у Марко были связи в церковных кругах.
— Он больше не женился, — сказала Ева, отставив чашку в сторону. — И я не нашла ни намека на какую-то постоянную привязанность. А у Тауэрс были давнишние отношения с Хэмметом. Интересно, как Анжелини смотрел на то, что мать его детей столь тесно общается со своим деловым партнером?
— Будь я на его месте, я бы убил партнера.
— Ты — это ты, — заметила Ева, бросив на него пристальный взгляд. — Ты мог бы и обоих убить.
— Как ты хорошо меня изучила! — Он подошел к ней и обнял за плечи. — А что касается финансов, хочу сказать, что, какой бы ни была доля Сесили в «Меркурии», у Анжелини — такая же. У них равные паи.
— Черт! — Ева на мгновение задумалась. — И все-таки деньги — это деньги. Придется идти по этому следу, пока другого нет. Что такого интересного ты увидел? — спросила она, обнаружив, что Рорк не сводит с нее глаз.
Рорк наклонился и поцеловал ее в губы.
— Мне стало жаль Марко, потому что я знаю, о чем говорит твой взгляд. И знаю, что бывает, когда ты во что-то упрешься.
— Ты никого не убивал, — напомнила она ему. — В последнее время.
— А помнишь, когда-то ты не вполне была в этом уверена. И все же что-то тебя ко мне тянуло… Черт! — Часы у него на руке зазвенели, и он быстро чмокнул ее в щеку. — Воспоминаниям предадимся в следующий раз. У меня встреча.
Да, этого у него не отнять, подумала Ева. Кровь горячая, а голова холодная.
— Значит, увидимся позже.
— Дома?
— Естественно. У тебя.
Надевая пиджак, он нащупал в кармане коробочку.
— Чуть не забыл. Я привез тебе подарок из Австралии.
Ева осторожно взяла плоскую золоченую коробочку, открыла и вздрогнула от изумления.
— Господи Иисусе! Рорк! Ты спятил?
В коробочке лежал бриллиант. Самый настоящий бриллиант на золотой цепочке. Огромная, размером с ноготь большого пальца, сверкающая капля.
— Его называют «Слезой великана», — сказал он, надевая цепочку ей на шею. — Этот камень нашли полтораста лет назад. Я купил его на аукционе в Сиднее. — Рорк отступил и взглянул на Еву. — Я знал, что тебе пойдет. — Он посмотрел ей в глаза и рассмеялся. — Ах да, ты же хотела киви. Обещаю, в следующий раз привезу. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, но она отстранилась. — Что-то не так?
— Это безумие! Я не могу принять от тебя такой подарок.
— Но ты же иногда носишь украшения, — он коснулся пальцем золотой сережки в ее ухе.
— Да, но я не покупаю их на аукционе.
— Ах да, — усмехнулся он.
— Забери его.
Ева стала снимать цепочку, но Рорк ее остановил.
— Боюсь, что он не подойдет к моему костюму. Ева, это же просто подарок! Он попался мне на глаза, когда я думал о тебе. Черт подери, да я постоянно о тебе думаю! Я его купил, потому что люблю тебя. Боже ты мой, ну когда ты в это наконец поверишь?
— Больше никогда так не поступай.
«Спокойно, только спокойно!» — сказала она себе. Вспышек его гнева Ева уже не боялась: она видела Рорка всяким. Но то, что означал этот камушек у нее на шее, пугало ее всерьез.
— Как не поступать, Ева? Как?
— Не смей дарить мне бриллианты! — Ева не могла больше сдерживаться. — Не смей заставлять меня принимать то, чего я принимать не желаю, и быть такой, какой я не желаю быть! Думаешь, я не понимаю, чем ты занимаешься последние несколько месяцев? Ты что, считаешь меня дурой?
Глаза Рорка сверкнули ярче, чем бриллиант у нее на груди.
— Нет, дурой я тебя не считаю. А трусихой — да.
Ева сжала кулаки. С каким удовольствием она бы заехала ему по физиономии, просто для того, чтобы он не усмехался так самоуверенно! Но, к сожалению, то, что он сказал, было правдой. Так что пришлось действовать иначе.
— Ты думаешь, что я привыкну к роскоши, шелкам и винам, что ты приручишь меня и сделаешь зависимой? А мне на все это наплевать!
— Я это отлично понимаю.
— Не нужны мне твои угощения, твои безумные подарки, твои красивые слова! Я поняла твою тактику, Рорк. Ты решил: буду говорить «я тебя люблю» до тех пор, пока она не привыкнет и не станет совсем ручной.
— Совсем ручной? — повторил он ледяным тоном. — Теперь я вижу, что ошибся. Ты все-таки дура. Ты что, действительно думаешь, что мне хочется показать свою власть? Знаешь, делай что хочешь. Мне надоело. Надоело смотреть, как ты швыряешься моими чувствами. Зря я столько терпел. Ничего, впредь буду умнее.
— Но я никогда…
— Да, никогда, — перебил он ее. — Ты никогда не поступалась своей гордостью и ничего не говорила мне в ответ. И эта квартира для тебя — убежище, в котором ты в любой момент можешь от меня скрыться. Но так больше продолжаться не может. — Ева чувствовала: в нем говорит сейчас не злость. И не горечь. Это был разговор начистоту. — Мне нужно все — или ничего.
«Только без паники!» — уговаривала себя Ева.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что просто секса мне недостаточно.
— Это не просто секс, ты же прекрасно знаешь…
— Ничего я не знаю! Выбор за тобой. Как всегда. Но только теперь ты придешь сама. Если захочешь.
— Ультиматумов я не боюсь.
— Очень жаль. — Он пристально посмотрел на нее. — До свидания, Ева.
— Ты что, так вот и уйдешь?
— Да. Так вот и уйду!
Рорк вышел, даже не обернувшись. Хлопнула дверь. Несколько секунд Ева стояла неподвижно, лучи солнца играли на гранях бриллианта. Потом ее вдруг затрясло. Это от ярости, решила она и, сорвав с себя цепочку, швырнула ее на стол.
Он думал, что она бросится на колени и будет умолять его остаться? Не дождется! Ева Даллас на колени не бросается и никого ни о чем не умоляет!
Внезапно ее пронзила боль — такая невыносимая, что она прикрыла глаза. Ей вдруг пришло в голову, что она совсем не знает себя. «Кто такая Ева Даллас на самом деле? — подумала она. — И как это узнать?»
Выход был только один — больше об этом не думать. Ничего другого не остается: иначе она просто не сможет работать. А что она без работы? Ничто. Ева вдруг почувствовала себя той маленькой девочкой в темной аллее, какой была когда-то. Одинокой и беспомощной.