— И что вы делали потом?
— Отправился домой.
— Как?
— Поехал на машине. Машину я оставил в паре кварталов оттуда.
— А кровь? — Она смотрела ему прямо в глаза. — Ведь было же море крови. Вы не могли не забрызгаться.
Взгляд Анжелини стал напряженным, но голос оставался спокойным.
— На мне был непромокаемый плащ. Я его выбросил на обратном пути. — Он даже заставил себя усмехнуться. — Какой-нибудь бродяга наверняка его подобрал.
— Что вы взяли с места преступления?
— Естественно, нож.
— Больше ничего? — Ева сделала короткую паузу. — Ничего из ее вещей? Не хотели инсценировать ограбление?
Анжелини заколебался. Ева видела, что он пытается сообразить, как отвечать.
— Я был в шоке. Не представлял себе, что это настолько отвратительно. Сначала я хотел взять ее сумку, драгоценности, но потом… я просто убежал.
— Вы убежали, ничего не взяв, но сообразили выкинуть плащ?
— Именно так.
— А потом настал черед Меткальф?
— Это решение пришло внезапно. Мне все время снилось то, как все происходило в первый раз, и я захотел повторить. Это было легко. — Руки его спокойно лежали на столе. — Она была честолюбива и наивна. Я знал, что Дэвид написал сценарий специально для нее. Он решил запустить развлекательный проект, и мы с ним много об этом спорили. Я был против. Это потребовало бы от компании больших вложений, а сейчас у нас некоторые трудности с финансами. Проще всего было убрать ее. Я связался с ней, и она, естественно, тут же согласилась на встречу.
— Как она была одета?
— Одета? — Анжелини на мгновение задумался. — Не обратил внимания. Это было не важно. Она улыбнулась, увидев меня. Я подошел к ней и сделал то, что задумал.
— Почему вы именно сейчас решили сознаться?
— Я полагал, что меня никто не вычислит. Возможно, так оно и было бы. Но я не мог себе представить, что арестуют моего сына.
— Значит, вы хотите его защитить?
— Их убил я, лейтенант! Чего еще вы от меня добиваетесь?
— Почему вы оставили нож в комнате сына?
Анжелини отвел глаза.
— Я же говорил, он редко там бывал. Я решил, что это безопасное место. А потом мне сообщили об обыске… У меня просто не было времени его перепрятать.
— И вы рассчитываете, что я вам поверю? Вы думаете, что своим признанием спасете его? На самом деле все это свидетельствует только об одном: вы убеждены в его виновности. — Она говорила тихо и взвешенно. — Вы в ужасе от того, что ваш сын — убийца, и хотите взять всю вину на себя. Вы что, хотите, чтобы погибла еще одна женщина, Анжелини? Или две? Вы даже не представляете себе последствий своего поступка!
У него задрожали губы, но он взял себя в руки.
— Я дал показания, мне нечего добавить.
— Это не показания, а полная чепуха! Я оставлю вас на некоторое время, а вы еще раз хорошенько подумайте.
Ева встала и вышла из комнаты. Пытаясь успокоиться, она стала расхаживать взад-вперед по коридору, время от времени поглядывая через стекло на Анжелини, сидевшего, уронив лицо в ладони.
Она легко могла его сломать. Но всегда есть опасность, что об этом пронюхают журналисты и, узнав, что кто-то признался в убийстве, поднимут шум.
Услышав чьи-то шаги, Ева обернулась.
— Шеф?
— Есть новости, лейтенант?
— Он упорствует, но показания неубедительные. Я дала ему возможность признаться в том, что он забирал с места преступления вещи жертв. Если бы он упомянул о зонтике и туфле, это послужило бы лучшим доказательством вины. Но он даже никак не отреагировал.
— Я хочу поговорить с ним наедине, лейтенант. И без записи. — Не давая ей возразить, Уитни продолжал: — Я понимаю, что это нарушение закона. И прошу об одолжении.
— А если он сообщит что-то, обличающее его или его сына?
— Я, черт возьми, пока что полицейский, Даллас!
— Хорошо, сэр. — Она отперла дверь. — Я буду у себя.
Майор Уитни вошел в комнату для допросов и обратился к человеку, сидевшему у стола:
— Марко, что за чушь ты тут несешь?
— Джек! — Анжелини попытался улыбнуться. — Я все ждал, когда ты появишься. Боюсь, завтра нам не удастся сыграть в гольф…
— Рассказывай, — буркнул Уитни, усаживаясь за стол.
— Разве лейтенант не ввела тебя в курс дела?
— Диктофон отключен, — сообщил Уитни. — Мы с тобой одни. Давай поговорим, Марко. Ты ведь не убивал ни Сесили, ни остальных.
Марко уставился в потолок, пытаясь собраться с мыслями.
— Людям только кажется, что они хорошо друг друга знают. На самом деле они не знают даже своих близких. Я любил ее, Джек. Всегда любил. А она меня разлюбила. В душе я надеялся, что когда-нибудь она снова меня полюбит. Но — увы!
— Черт возьми, Марко, ты что, думаешь, я поверю, что ты перерезал ей горло только потому, что она с тобой двенадцать лет назад развелась?
— А может, я испугался, что она выйдет за Хэммета. Он ведь только об этом и мечтал, — тихо сказал Анжелини. — У него это на лице было написано. А Сесили не хотела… — Он продолжал говорить спокойно, с легкой грустью. — Ей нравилось быть независимой, но она не хотела расстраивать Хэммета. Печально думать, что рано или поздно она бы сдалась и приняла его предложение. Тогда все действительно было бы кончено, правда?
— Ты убил Сесили потому, что она могла выйти за другого?
— Я всегда считал ее своей женой, Джек. Несмотря на то что брак был расторгнут.
Уитни помолчал, а потом негромко произнес:
— Я слишком часто играл с тобой в покер, Марко. И знаю твои привычки. Когда ты блефуешь, то обычно барабанишь пальцами по колену.
Рука Анжелини замерла.
— Это совсем не покер, Джек!
— Так ты Дэвиду не поможешь. Полиция все равно будет делать свое дело.
— Мы с Дэвидом… Мы много ссорились в последнее время. И по личным вопросам, и по деловым. — Он устало вздохнул. — Не должны отец с сыном ругаться из-за такой ерунды!
— Но это не лучший способ наладит отношения, Марко.
Анжелини взглянул на него холодно и твердо.
— Позволь мне задать тебе один вопрос, Джек. Если бы кто-то из твоих детей… был обвинен в убийстве. Неужели ты бы не попытался защитить родное дитя?
— Твое идиотское признание не защитит Дэвида.
— Почему идиотское? — спросил Анжелини спокойно. — Я совершил преступление и признаюсь в нем, потому что не хочу, чтобы за него расплачивался мой сын. Скажи, Джек, ты бы стал прятаться за спину собственного сына?