Внезапно, как по наитию, он схватил телефонную трубку и вызвал секретаря.
– Эйлин, – торопливо сказал он, – отмените все мои встречи на ближайшие дни. Я отправляюсь в поездку.
У Рогана никогда не было особенных дел в западных графствах страны, и для отдыха или развлечений он выбирал другие места. В детстве он обычно ездил в Париж или в Милан, изредка на виллу родителей, которая находилась на французском берегу Средиземного моря. По делам галереи он чаще всего совершал поездки в Нью-Йорк, Лондон, Венецию, Бонн или Бостон, во время которых совмещал приятное с полезным. Пожалуй, только один раз, когда ему было лет девять, его родители предприняли вместе с ним автомобильное путешествие в Шеннон, чтобы как следует насладиться пейзажами запада – озерами и скалами, тихими деревнями и бескрайними зелеными полями. Там было очень красиво, он это хорошо помнил, но не очень уютно и удобно.
И теперь, сидя в своем «Астон Мартине», мотор которого работал безупречно, он жалел уже о внезапно принятом решении, и только природное упрямство мешало ему повернуть назад.
Вдобавок ко всему в одной из деревенек, где он спрашивал, как проехать, его направили по дороге, на которой слякоть превратилась вскоре в непролазную грязь, да еще с выбоинами под ее покровом, и все эти неприятности он переносил куда хуже, чем его автомобиль, невозмутимо продолжавший свое движение под непрерывным дождем.
Что ж, думал Роган, поездка, в конце концов, не такая уж страшная – какое-никакое, а разнообразие. Что же касается этой упрямой женщины… Если она намерена похоронить себя за оградами из кустов боярышника и утесника – ее дело. Но все равно он заполучит изделия ее рук и ума. Они будут его!
Следуя указаниям, полученным на местной почте, он миновал крошечный отель под названием «Блекторн» с кустом терновника, изображенном на вывеске, и красивыми голубыми ставнями. Потом пошли небольшие каменные дома, загоны для скота, сараи для сена. Под навесом с покатой крышей он увидел трактор, возле него возился мужчина, который поднял руку, приветствуя Рогана, и затем снова погрузился в работу.
Как тут люди живут, в этом забытом Богом месте? – подумалось Рогану. Ответа на свой вопрос он не знал. Нет, он бы ни за что не променял запруженные машинами и людьми улицы Дублина на эти мокнущие под дождем просторы, на это безлюдье. Да будь оно трижды проклято! Хотя какая красота и своеобразие!
Неплохо она упрятала тут себя, продолжал он думать, уже подъезжая к коттеджу Мегги Конкеннан, скрывающему свои белые стены за неухоженными зарослями бирючины и фуксии. С трудом различил он въезд и свернул туда, но долго ехать не пришлось. Почти сразу путь ему преградил потрепанный и ржавый голубой грузовичок. Поставив свой шикарный белый «Астон» позади него, Роган вышел из машины.
Покрутившись возле ворот, он нашел в конце концов среди травы и цветов тропинку, ведущую к дому. Подойдя туда, Роган остановился у двери, выкрашенной в ярко-красный цвет, и постучал три раза. Ответа не было. Он постучал еще раз и еще – никакого результата. Потеряв терпение, шагнул к окну, попытался заглянуть внутрь.
В камине горело слабое пламя, рядом стоял плетеный стул. Дряхлая софа в углу была покрыта пестрым куском материи, сочетавшей в себе красный, синий и фиолетовый оттенки. Он подумал, что ошибся домом, но тут же понял, что это не так: по комнате были в беспорядке разбросаны изделия из стекла. Ее работы. Бутыли и статуэтки, вазы и кувшины помещались во всех возможных и невозможных местах.
Роган протер покрытое влагой окно, и взор его упал на большую многорожковую люстру, помещенную в центре каминной доски. Стекло, из которого была сделала люстра, отличалось особой прозрачностью, чистотой и свежестью, словно там застыла родниковая вода. Рожки из нее не торчали, а стекали, сердцевина была похожа на водопад. Внутри у него все замерло. Это она! Только она!
Итак, он нашел ее!
Если бы еще она ответила наконец на его стук!
Он отошел от передней двери и, ступая по мокрой траве, прошел к задней стороне домика. Повсюду, где только могли и хотели, росли цветы – свободно, без всяких клумб и грядок. Дикие, как сорняки. Мисс Конкеннан не тратила свое драгоценное время на прополку и на устройство клумб.
Возле задней двери, под навесом, были сложены брикеты торфа. К стене прислонен древний велосипед со спущенной шиной, рядом стояли высокие сапоги «веллингтон», с грязными до самого верха голенищами.
Роган снова начал стучать в дверь, но обернулся, различив какой-то шум позади себя. Не удивительно, что он сразу не услышал его, – это был постоянный ровный шум, напоминавший о море, и доносился он со стороны другого дома, стоявшего в некотором отдалении от первого. Роган увидел дым, выходящий из трубы и растекающийся в свинцовом небе.
В здании было несколько окон, два или три открытых, несмотря на промозглую погоду. Конечно, это мастерская, решил Роган и зашагал туда, предвкушая удивление хозяйки и собственное умелое и дипломатичное объяснение цели своего неожиданного появления.
Постучав и снова не дождавшись ответа, он распахнул дверь. Сразу же в лицо пахнуло жаром, он ощутил необычные запахи и увидел небольшого роста женщину. Она сидела в огромном деревянном кресле, в руках у нее была какая-то длинная трубка.
Первое, о чем он подумал: да, тут происходят чудеса!
– Закройте дверь, будьте вы прокляты, здесь сквозняк!
Он машинально выполнил приказание, подчиняясь яростному окрику, однако не мог не возразить:
– У вас же открыты окна.
– Это тяга, глупец!
Больше она ничего не добавила, даже не удостоила его взглядом. Приникнув ртом к трубке, она принялась в нее дуть.
Роган наблюдал за рождением стеклянного пузыря, против воли завороженный зрелищем. В сущности, простейшая процедура, думал он. Только дыхание собственных легких да жидкое стекло. Пальцы ее играли на трубке, как на музыкальном инструменте, она поворачивала ее, вращала, снова поворачивала, борясь с силой тяжести и в то же время используя эту силу до той поры, пока не оставалась довольна получившейся формой.
Она совершенно не думала о вошедшем, не замечала его, погруженная в работу: выдувала, отрезала шеи пузырькам, наносила узоры на стекло особыми приспособлениями, делала еще десятки разных вещей, различных операций – и все это спокойно и хладнокровно, как если бы знала и определила заранее каждое свое движение, каждый вдох и выдох.
Потом, у печи, она втолкнула рожденный пузырь под слой расплавленного стекла, нагревавшегося там для второй плавки, которую она влила затем в деревянную форму, где та делалась тоньше и остывала.
Она терпеливо повторяла эту процедуру множество раз, и сейчас главную роль выполняли ее руки, в то время как в предыдущей операции основная работа осуществлялась с помощью дыхания.
Роган смотрел на все это, застыв у дверей. Зрелище было впечатляющим. В комнате стояла удушающая жара, несмотря на открытые окна. Он снял намокшее пальто, от которого, как ему казалось, шел пар.