В комнате были цветы. Мерфи специально принес их, зная, что Шаннон это доставит удовольствие. И еще стояли незажженные свечи, которым суждено будет позднее заменить мерцание звезд. Вместо толстых шерстяных одеял здесь были расстелены мягкие простыни.
Ее волосы рассыпались по подушке, некоторое время Мерфи, замерев, вдыхал их аромат.
Он начал медленно раздевать ее. В этот раз на ней было белье розового цвета, купленное в Дублине. Он успел подумать, что черное, пожалуй, смотрелось сексуальнее, но тут же забыл обо всем.
Его пальцы мягко скользили по ее груди, касались уже затвердевших сосков. Потом их сменили губы, а руки опустились к самому низу живота, и от их прикосновения тело ее изогнулось.
Когда же и здесь она ощутила его губы, ей показалось, что сознание покидает ее. Задыхаясь, Шаннон извивалась под ним, вонзала в него ногти, он же с трудом сдерживал себя от завершающего шага, от того, чем хотел одарить ее, но как можно позднее.
– Скажи теперь, Шан… – глухо бормотал он. – Скажи мне теперь, что любишь меня. Хочешь почувствовать, как я войду в тебя, заполню своей любовью… Оседлаю тебя! – выкрикнул он.
Ей недоставало воздуха, как то бывало и раньше. И она молила, смертельно хотела ощутить его внутри себя.
– Да… я люблю тебя, – прошептала она, и слезы наполнили ее глаза. Слезы любви и вожделения. – Люблю… О, Мерфи…
И он вошел в нее, и оба они застонали от свершившегося. И каждое последующее движение было устремлением к еще большему удовлетворению, к высшему блаженству.
– Повтори еще раз то, что сказала… – едва выдохнул он уже на грани взрыва.
– Люблю…
Со сдавленным рыданием она приникла лицом к его шее, и вспышка страсти потрясла их обоих.
Позднее, после того как зажег свечи, Мерфи отнес ее вниз, в ванную комнату, где они играли и плескались, словно дети, в большой ванне, налитой почти доверху горячей водой.
Вместо ужина они ограничились пирогом, которым их снабдила Брианна и который запивали пивом, казавшимся амброзией. (А м б р о з и я – напиток богов.)
Облизывая пальцы после очередного куска, Шаннон уловила зовущий блеск в глазах Мерфи, и не прошло и минуты, как они, словно безумные животные, любили друг друга прямо на полу кухни.
Она вполне могла бы уснуть там, если бы Мерфи вскоре не поднял ее на ноги. Шатаясь точно пьяные, они прошли через холл в гостиную и там, на покрытом ковром полу, снова познали друг друга.
Когда Шаннон наконец приняла сидячее положение, волосы у нее были растрепаны, глаза блестели, все тело ныло. Она спросила со смехом:
– Интересно, сколько комнат в этом доме? Он тоже рассмеялся.
– Это тебе еще предстоит выяснить.
– Мерфи, – воскликнула она, – мы же убьем друга друга! Это и называется «любовью до гробовой доски»! – Но когда его рука, скользнув по ребрам, замерла на ее груди, добавила, судорожно вздохнув: – Но я готова рискнуть, чтобы это выяснить.
– Умница, – одобрил Мерфи. – Крепкая женщина.
«В пятнадцати комнатах мы уже побывали», – думала про себя Шаннон, когда уже, ближе к рассвету, лежала на мягких простынях постели.
И не их с Мерфи вина, что не удалось побывать во всех без исключения комнатах. В какой-то момент следования из одной в другую они поняли, что больше не могут. Желание было «за», тела – «против». И тогда они вернулись на эту кровать и моментально погрузились в сон.
Теперь же, проснувшись и ощущая на себе тяжесть руки Мерфи, Шаннон вспомнила, что им обоим не уйти от серьезного разговора, который она уже столько раз пыталась начать и скоро, очень скоро должна будет это сделать. Объяснить ему все, чтобы он понял, до конца осознал, что будущее для них куда сложнее и запутаннее настоящего.
Но сейчас, когда Шаннон пыталась заранее сформулировать в уме хоть некоторые фразы, какими придется объяснять ему создавшееся положение, ей делалось не по себе.
Наверное, она опять заснула, потому что вдруг увидела мужчину – воина и ее возлюбленного – верхом на белом коне. Сверкали доспехи, блестела медная пряжка, его плащ развевался на ветру.
Но на этот раз он не направлялся в ее сторону через поле. Он скакал прочь.
Мерфи был совершенно уверен, когда проснулся удивительно бодрым после непродолжительного сна, что именно любовь делает мужчину таким сильным и энергичным.
Стараясь не разбудить Шаннон, он поднялся и отправился по своим обычным хозяйственным делам. Подоил коров, выпустил их на пастбище, возобновил запасы корма для остальных животных, собрал утренние яйца в курятнике – и все это быстро и ловко, с песней на губах, двигаясь с мальчишеской легкостью, что вызывало некоторое удивление юного Финн, его временного помощника.
Как обычно, нужно было сделать десятки разных дел, и он выполнил их быстрее, чем обычно, не без помощи добрых соседей, кому и сам, в свою очередь, помогал, когда требовалось.
Он изменил своему первоначальному намерению не будить Шаннон, дать ей подольше понежиться в постели и решил прямо сейчас отнести в спальню чай и печенье, а заодно нырнуть к ней под одеяло и взять ее – теплую, еще не совсем отошедшую от сна.
Но, к своему удивлению и частичному огорчению, войдя в кухню, Мерфи застал ее стоящей у плиты, в переднике, который надевала обычно его мать во время своих посещений.
– Я думал, ты спишь.
Она повернулась и с улыбкой проследила, как он заученными движениями снял шапку, зацепил ее за крючок в стене.
– Я слышала твой голос и смех, когда ты разговаривал с мальчиком, который забирал молоко.
– Извини, я не хотел будить тебя. – Кухня благоухала запахами, напоминавшими ему о годах детства. – Чем это так аппетитно пахнет?
– Нашла немного бекона и колбасы. – Она показала вилкой. – И поджарила. В них полным-полно холестерина, но после вчерашнего ты другого не заслуживаешь.
Он никак не мог согнать с лица глуповатую улыбку.
– Ты… ты готовишь мне завтрак?
– А ты до сих пор не разглядел, что у меня есть руки? Кроме всего остального.
Шаннон выронила вилку, когда он схватил ее в объятия и закружил по кухне.
– Осторожней, мистер Малдун! Вы здесь, конечно, хозяин, но ведите себя прилично.
Он отпустил ее, и она, ворча, подняла вилку и стала ее мыть.
– Никогда не думал, что ты умеешь готовить!
– Конечно, умею. Не так, как Брианна, но никого еще не отравила. Меня учила мама. Что это ты принес?
Она показала на корзину, которую он поставил у дверей, когда входил в кухню.
– Догадайся сама.