— Вы недостойны даже произносить ее имя! Вы приравняли свой жетон полицейского к монете, которую бросают проститутке. Вы опозорили свою профессию. Не надейтесь: ни богатства вашего мужа, ни угрозы не остановят меня — я приложу максимум усилий, чтобы вас лишили этого жетона.

— Я держусь за мужа не больше, чем он за меня. — Ева продолжала говорить, хотя Хэйз шагнул вперед и положил руку Скиннеру на плечо. — И я не живу прошлыми успехами. Но сегодня уже погибли два человека. Так вот это как раз мое дело! Моя задача — добиться правосудия ради них.

Хэйз загородил собой Скиннера.

— Семинар окончен. Полковник Скиннер благодарит всех присутствующих за внимание и выражает сожаление, что лейтенант Даллас нарушила принятый порядок при ответах на вопросы.

Люди зашаркали ногами, начали подниматься. Ева проводила взглядом Скиннера, удалившегося в сопровождении двух охранников.

— Если хотите знать мое мнение, — произнес кто-то поблизости, — то побольше бы таких нарушений!

Ева направилась к сцене и нос к носу столкнулась с Хэйзом.

— У меня к полковнику есть еще вопросы!

— Сказано, семинару конец. И вашему шоу тоже.

Ева почувствовала, как вокруг них постепенно собираются люди. Всем было любопытно, чем все закончится.

— А вот это забавно. Я-то как раз полагала, что сама пришла на шоу. Кстати, кто постановщик, вы, Хэйз, или сам хозяин?

— Полковник Скиннер — выдающийся человек. А великих людей нужно защищать от назойливых шлюх! — зло ответил Хэйз.

К Хэйзу приблизился полицейский и ударил его по плечу.

— Слушай, приятель, ты бы поосторожнее с непристойными выражениями.

— Спасибо! — Ева кивнула в знак благодарности. — Весьма признательна!

— Не люблю, когда полицейских, которые носят жетон, обзывают, — парень отступил, но все еще не уходил.

— Пока вы защищаете великого человека, постарайтесь помнить, что двое таких же верных охранников — из тех, кто воюет в первых рядах, — уже лежат в морге.

— Это угроза, лейтенант?

— О нет! Это факт, Хэйз. Точно такой же неопровержимый факт, как и тот, что у каждого из убитых отцы погибли, когда воевали под командованием Скиннера. А как насчет вашего отца?

На щеках охранника заиграл лихорадочный румянец.

— Вы ничего не знаете о моем отце, и вы не вправе говорить о нем!

— Я просто хотела, чтобы вы задумались над моими словами. По какой-то причине я убеждена, что я в большей степени, чем вы или ваш великий хозяин, заинтересована выяснить, кто отправил этих двоих в морг. А поскольку это так, то вот вам мое слово: я это узнаю, причем раньше, чем ваш бродячий цирк перестанет давать представления и уедет.

9

«Даже если мне не удастся достать Скиннера, — думала Ева, — то я доберусь до его жены. Надеюсь, Анджело и Пибоди успокоили и умилостивили ее. Я, дьявол меня побери, не собираюсь ходить на цыпочках, обхаживая истеричных дамочек или умирающих стариков, а после всего этого еще и передавать раскрытое дело в ведение межпланетной полиции».

Это было ее дело, и она намеревалась довести его до конца. Она понимала, что отчасти ее раздражение и нетерпение объяснялись той информацией, что ей сообщил Рорк. О его и ее отцах, о Скиннере и о целой бригаде погибших полицейских. «Но в одном Скиннер прав, — думала Ева по пути в его номер, — пролитая кровь взывает к отмщению».

Кровь погибших всегда стучала в ее сердце.

Отец Рорка и ее собственный погибли насильственной смертью. Это можно было считать своего рода отмщением за смерть тех полицейских, которые погибли в засаде тогда, давно. Но теперь в холодном морге лежат еще два трупа. И вот за этих, что бы они ни совершили, она будет стоять до конца.

Ева постучала, нетерпеливо ожидая ответа. Дверь открыла Дарсия.

— Она совсем не в себе, — прошептала Дарсия. — А Мира сидит рядышком, держит ее за руку и терпеливо выслушивает сокрушенные стоны по" поводу гибели крестной дочери. Задел неплохой, можно сказать, мы уже подкопались под фундамент, но еще не успели как следует его расшатать.

— Не против, если я поактивнее потрясу этот ваш фундамент? — спросила Ева.

Дарсия, поджав губы, внимательно оглядела ее.

— Можно, конечно, подступиться и с этого конца. Но я бы на вашем месте не напирала слишком сильно. Она чуть жива, и нам практически нужно начинать с ней все с нуля.

Ева кивнула в знак согласия и вошла. Мира сидела на диване рядом с Белл и действительно держала ее за руку. На столике перед ними стоял чайник. Столик был уставлен чашками и буквально завален влажными носовыми платками. Белл тихонько плакала и вытирала глаза таким же, но еще наполовину сухим платком.

— Миссис Скиннер, я искренне соболезную вашему горю. — Ева села в кресло рядом с диваном и сочувственно склонилась к плачущей даме. Она говорила тихо, ласково и дождалась, пока Белл подняла на нее свои опухшие от слез, покрасневшие глаза.

— Как вы осмеливаетесь говорить о Зите? Ведь это ваш муж виноват в случившемся!

— Моего мужа и меня едва не разнесло в клочья взрывным устройством, которое было установлено у входа в номер Зиты Винтер. И установил его ее убийца. А выводы можете делать сами, — сказала Ева.

— У кого еще были причины убивать Зиту?

— Вот именно это мы и пытаемся выяснить. В ночь, когда убили Уикса, именно она вывела из строя камеры наблюдения.

— Я отказываюсь в это верить. — Белл скомкала уже мокрый платок, зажав его в кулаке. — Зита никогда не стала бы соучастницей преступления. Она была очаровательной девушкой. Заботливой и способной.

— И беззаветно преданной вашему мужу!

— А, собственно, почему бы и нет? — Белл заговорила громче, резко поднялась. — Муж заменил ей отца после его гибели. Уделял ей много внимания и времени, помог получить образование. Он был готов ради нее на все.

— А она ради него?

У Белл задрожали губы, и она снова присела на диван, словно дрожащие ноги ее не держали.

— Она ни за что не стала бы сообщницей убийц! И он никогда не потребовал бы этого от нее.

— Возможно, она была в полном неведении. Не исключено, что ее просто попросили что-то подрегулировать в камерах слежения, и ничего больше. Миссис Скиннер, ваш муж смертельно болен.

При этих словах Евы Белл вздрогнула, отшатнулась.

— У него осталось не так уж много времени, — твердо продолжала Ева. — И сейчас на пороге смерти неотомщенные души погибших полицейских не дают ему успокоиться. Вы не могли бы прямо здесь рассказать, как — разумно или нет — он вел себя последние семь месяцев.

— Я не собираюсь обсуждать с вами состояние моего мужа.