– Внешне это выглядит как самоубийство.
– Чепуха! – Элиза поднялась на ноги. – Это абсолютная чепуха! Для того, чтобы покончить с собой, требуется либо огромное мужество, либо беспредельная трусость, а он не обладал ни тем, ни другим. Квим был бесцветным человечком, который отлично делал свою работу, но, кажется, никогда не получал от нее удовольствия. Если он мертв, значит, его кто-то убил. Уже второй… – проговорила она, не обращаясь ни к кому конкретно. – Второй убитый в театре. А жанр трагедии предполагает три смерти. Кто следующий?
Ева промолчала, а Элиза, поежившись, снова опустилась на стул.
– Нас кто-то убивает. – Ее глаза, которые только что лихорадочно блестели, теперь потухли, а лицо выражало тревогу. – Это уже другая драма, лейтенант Даллас, которая больше напоминает позднюю Агату Кристи, ее произведение «Десять негритят». Десять человек, почти не связанных друг с другом, погибают один за другим. Я не хочу играть в этой пьесе! Вы должны положить этому конец!
– Именно это я и собираюсь сделать. Есть ли у вас недоброжелатели, мисс Ротчайлд?
– Нет, у меня нет врагов – по крайней мере, таких, которые могли бы желать моей смерти. Но мы, люди театра, очень суеверны. Бог троицу любит. Если произошли две смерти, должна последовать и третья. Если, конечно, вы ее не предотвратите.
Запищал домофон, и голос портье жизнерадостно проговорил:
– Мисс Ротчайлд, к вам пришла мисс Лэндсдоун. Пропустить ее?
– Я сейчас занята… – заговорила было Элиза, но Ева перебила ее и громко произнесла:
– Да, проводите ее сюда. Карли часто у вас бывает? – спросила она, обращаясь к Элизе.
– Нет. Пару раз была, конечно. Я люблю компанию. Но не припомню, чтобы она заявлялась вот так, как сейчас, без приглашения. Честно говоря, я сейчас не в настроении с ней болтать.
Дверь открылась, и на пороге возникла Карли Лэндсдоун. Для того чтобы описать выражение ее лица, лучше всего подошло бы слово «очумелое». Однако, когда Карли увидела Еву, с ней произошла серия трансформаций: первоначальная растерянность перешла в шок, а затем она надела маску беззаботности и равнодушного любопытства.
– Вы здесь, лейтенант? Вот уж не думала… Видимо, я выбрала неподходящее время, чтобы навестить Элизу.
– Отчего же? Вы избавили меня от хлопот разыскивать вас для допроса.
– К сожалению, со мной нет моего адвоката. Я шаталась по магазинам и, оказавшись поблизости, решила заглянуть к Элизе.
Ева скептически посмотрела на пустые руки Карли. Та заметила ее взгляд и поспешила объяснить:
– Я велела отправить покупки мне домой. Ненавижу таскать пакеты.
Карли и Элиза обнялись и обменялись формальными поцелуями.
– Я и не знала, что ты развлекаешь полицию Нью-Йорка. Может, мне уйти?
– Нет. – Элиза вцепилась в руку Карли. – Лейтенант только что сообщила мне, что погиб Квим. Лайнус Квим.
– Я знаю. Об этом только что передавали в новостях.
– Но вы же, кажется, ходили по магазинам? – заметила Ева.
– Вот именно, – кивнула Карли. – Я зашла в магазин электротехники, где работали сразу несколько телевизоров, и как раз в это время шли новости. – Карли поднесла руки к горлу, как бы борясь с волнением. – Я была ошеломлена, не знала, что думать! Это неподалеку, вот я и решила зайти. Мне хотелось поговорить с человеком, который сумеет понять…
– Понять что? – поинтересовалась Ева.
– В новостях говорили, что смерть Квима связана с убийством Ричарда. Я не понимаю, что это значит. Ричард обслугу даже взглядом не удостаивал! Мне кажется, он полагал, что декорации на сцене меняются и устанавливаются сами собой, каким-то волшебным образом. Он даже не задумывался о том, что за всем этим стоят живые люди. С высоты своего величия он ничего не замечал. Так какая может быть связь между ним и рабочим сцены?
– Но вы-то Квима замечали?
– Конечно. Маленький, побитый молью человечек. – Карли передернула плечами. – Элиза, не люблю быть обузой, но сейчас я бы с удовольствием чего-нибудь выпила.
– Я и сама не против, – ответила хозяйка дома и направилась к бару.
– Вы видели Квима в день премьеры?
– Видела. Он делал свою работу. Как всегда – угрюмо и молчаливо.
– Вы с ним говорили?
– Возможно. Честно говоря, я не помню. Мне водку со льдом, – сказала Карли, обращаясь к Элизе. – И побольше.
– Вы не выглядели расстроенной, когда на ваших глазах был убит Ричард Драко, – заметила Ева.
– Я уже говорила вам: смерти Ричарда могли желать очень многие, лейтенант.
– И вы в том числе?
– Да. – Карли взяла протянутый Элизой бокал и сделала большой глоток. – Я – в первую очередь. Но смерть Квима все изменила. Мне хотелось бы знать, действительно ли она связана со смертью Ричарда. Даже сама мысль об этом пугает меня.
– Бог троицу любит, – словно загипнотизированная, повторила Элиза.
– Спасибо, дорогая, ты меня успокоила. – Карли поднесла бокал к губам и залпом выпила все, что в нем оставалось.
-Чудные! Какие чудные люди, – проговорила Ева, усаживаясь в машину. – Великому, по их же словам, артисту на глазах у всех всаживают в сердце нож, и они спокойны. Потом вешают рабочего сцены, и с ними начинается истерика.
Она сняла трубку автомобильного телефона и набрала номер Фини. Его отчет был лаконичен:
– В течение двух последних суток не зарегистрировано ни одного входящего звонка на телефон Квима. И он сам не звонил никому из тех, кто значится в твоем списке. Звонил только своему букмекеру.
– Фини, не разочаровывай меня! Скажи мне что-нибудь интересное, иначе я умру от скуки.
– Он заказал билет первого класса на Таити, но так его и не выкупил. Вылет был назначен на следующую среду. Кроме того, он заказал себе роскошный номер на курорте «Остров наслаждений». На месяц! И, представь себе, интересовался недвижимостью. Желал приобрести дом на побережье.
– Значит, парень рассчитывал на какой-то дополнительный доход.
– Или был большим мечтателем. По крайней мере, в его компьютере я не нашел даже намека на какие-то побочные доходы.
– Неплохой «побочный доход» приносит шантаж. Правда, иногда он заканчивается петлей, – проговорила Ева.
– Кстати, по этому поводу я как раз сейчас хотел потрепать Морса.
– Флаг тебе в руки, – сказала Ева и положила трубку.
– Лейтенант Даллас? Ну, слава богу! – Темные, радостно блестевшие глаза главного патологоанатома Морса за толстыми линзами рабочих очков казались огромными, а брови – густыми, как толстые мохнатые гусеницы. У окончания левой брови посверкивало маленькое серебряное колечко.