Наклонившись, Ева подняла с пола нож.
– Орудие убийства с виду напоминает обычный кухонный нож для резки хлеба. Лезвие зубчатое, примерно восьми дюймов в длину.
– Я измерю и упакую его, лейтенант.
– Не сейчас, – пробормотала Ева. Она самым внимательным образом осмотрела нож – от кончика лезвия до рукоятки. – Осмотр показал, что устройство для утапливания лезвия в рукоятку отсутствует. Это не бутафорский нож. А следовательно, произошедшее не является несчастным случаем. Это убийство.
И она передала нож Пибоди.
– Я рассчитываю на вашу помощь, – сказала Ева доктору Мире, когда тело Драко было упаковано в пластиковый мешок и отправлено в морг.
– Что я могу для вас сделать?
– У меня тут два десятка полицейских собирают имена и адреса зрителей, которые могут дать свидетельские показания. – Ева поморщилась. Ей даже думать не хотелось о том, что за этим последует: допросы двух тысяч человек, горы бумаг, бессонные часы… – Но мне хотелось бы допросить главных действующих лиц этой драмы прямо сейчас. Что называется, по горячим следам – пока они не успели очухаться и созвониться со своими адвокатами.
Занавес уже подняли, и Ева обвела глазами казавшиеся бесконечными ряды кресел, обитых красным бархатом. Совсем недавно здесь сидели тысячи восторженно рукоплещущих зрителей. И кто-то один – хладнокровный и наглый. И очень умный…
– В вашем присутствии люди чувствуют себя раскованно, – добавила она. – А мне сейчас очень нужно, чтобы Айрин Мансфилд не замкнулась в себе.
– Я сделаю все, что смогу.
– Буду вам очень благодарна. Пошли, Пибоди.
Все трое пересекли сцену и прошли за кулисы. Там повсюду рыскали люди в полицейской форме, а штатские либо попрятались за закрытыми дверями, либо испуганно, как овцы, сбились в маленькие кучки.
– Как ты полагаешь, каковы шансы на то, что пресса не пронюхает об убийстве до завтрашнего утра?
Пибоди взглянула на Еву.
– Мне кажется, нулевые. Но, боюсь, и это чересчур оптимистичный прогноз.
– Да, похоже, ты права. Офицер! – окликнула она одного из полицейских. – Поставьте постовых у каждой двери, у каждого выхода.
– Уже сделано, лейтенант.
– Из здания не имеет права выйти никто, даже полицейский. И внутрь никого не впускать, особенно репортеров. Ясно?
– Так точно, лейтенант.
Коридор сузился. Ева с любопытством рассматривала таблички с именами на дверях. Найдя табличку с именем Айрин Мансфилд, она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
Первым, кого она увидела, был Рорк, сидевший на небесно-голубой кушетке и державший за руку Айрин Мансфилд. Актриса еще не успела разгримироваться, но даже размазанный от слез грим не мог испортить ее неземную красоту.
Взгляд Айрин метнулся к Еве, и глаза ее наполнились ужасом.
– О боже! О господи! Меня арестуют?
– Мне нужно задать вам несколько вопросов, мисс Мансфилд.
– Мне не разрешают переодеться! Говорят, что нельзя! Но на мне его кровь… – Она прижала дрожащие руки к груди; ее театральный костюм действительно был испачкан кровью. – Я этого не вынесу!
– Приношу извинения. Доктор Мира, не поможете ли вы мисс Мансфилд переодеться? А Пибоди возьмет костюм и упакует его.
– Разумеется.
– Рорк, выйди отсюда, пожалуйста. – Ева отступила к двери и распахнула ее.
– Не волнуйся, Айрин, лейтенант во всем разберется.
Ободряюще пожав актрисе руку, Рорк поднялся и пошел к выходу. Когда он поравнялся с Евой, она вполголоса сказала:
– Я просила тебя быть внимательным, а не любезничать с подозреваемой!
– Успокаивать женщину, которая находится в состоянии истерики, не значит любезничать. – Он тяжело вздохнул: – Мечтаю выпить большущий бокал бренди.
– Отправляйся домой и осуществи свою мечту. Я не знаю, сколько еще здесь проторчу.
– Бренди я и здесь могу найти, – возразил Рорк. – Зачем мне для этого ехать домой?
– Здесь тебе тоже нечего делать, – отрезала Ева. – Так что поезжай домой.
Ответ Рорка прозвучал мягко, как ворчание пантеры:
– Поскольку я не являюсь одним из твоих подозреваемых, а этот театр принадлежит мне, я полагаю, что имею право находиться там, где мне угодно, и делать, что я хочу.
С этими словами он погладил жену по щеке и вышел.
– Ты всегда находишься там, где тебе угодно, и делаешь, что хочешь, – сердито пробормотала Ева и закрыла дверь.
Оглядевшись, она решила, что слово «гримерка» как-то не подходит к такому просторному и роскошному помещению. На длинном узком столе кремового цвета высился целый лес бутылочек, флаконов, баночек и фиалов, причем расставлены они были в образцовом порядке. На стене над столом висело тройное зеркало, обрамленное маленькими белыми лампочками. Кроме того, в гримуборной была кушетка, несколько мягких стульев, маленький холодильник и телефон. В открытом стенном шкафу висел халат, несколько театральных костюмов и повседневная одежда актрисы, причем все это находилось в таком же образцовом порядке, как и баночки на гримировальном столе. И повсюду стояли букеты цветов. Их благоухание навеяло Еве мысль о свадьбе. Или о похоронах.
Айрин дрожала всем телом.
– Спасибо вам. Большое спасибо, – пролепетала она, когда Мира помогала ей надеть длинный белый халат. – Я не знаю, долго ли еще я смогла бы выдержать… Могу я снять грим? – Она положила руки на горло, словно что-то мешало ей дышать. – Мне хочется снова стать собой!
– Не возражаю. – Ева устроилась на одном из стульев. – Что ж, приступим. Наш разговор будет записываться на пленку. Вы меня понимаете?
– Я вообще ничего не понимаю. – С тяжелым вздохом Айрин опустилась на мягкую табуретку, стоявшую напротив гримировального стола. – У меня в голове какой-то сумбур. Такое впечатление, будто снится страшный сон, очень хочется проснуться, но не получается.
– Это вполне нормальная реакция человеческой психики, – заверила ее Мира. – В таких ситуациях очень полезно поговорить о событии, которое послужило причиной шока. Нужно обсудить все до мельчайших деталей и таким образом выпустить свой рассудок из замкнутого круга, в котором он оказался.
– Да, наверное, вы правы. – Актриса посмотрела в зеркало на отражение Евы. – Вы должны задать мне какие-то вопросы, и наша беседа будет записываться? Я все поняла. Начинайте.
– Включай диктофон, Пибоди. Лейтенант Ева Даллас беседует с Айрин Мансфилд в гримерной комнате театра «Новый Глобус». Присутствуют также офицер Делия Пибоди и доктор Шарлотта Мира.
Актриса начала снимать грим, а Ева, соблюдая правила ведения допроса, спросила: