Свидетельница смерти [= Театр смерти; Убийство на бис ] | Страница: 74

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Черт возьми, Рорк! Я же велела тебе не лезть в это дело!

– Я не подчинился. Ты накажешь меня потом. Так вот, имя матери – Анна Карвелл. Она родила ее в част­ном родильном доме в Швейцарии. Свидетельство о рождении и документы об отказе от ребенка были абсо­лютно законными и выполнены по всем правилам. Ей предоставили полагающиеся двадцать четыре часа на то, чтобы изменить свое решение, но она этим не вос­пользовалась и сразу подписала необходимые бумаги. В качестве отца она записала Ричарда Драко и предста­вила, как требует закон, необходимый документ, что он был проинформирован о ее беременности и решении рожать, а также ознакомлен со свидетельством о рожде­нии и отказе от ребенка.

– Он был проинформирован о рождении нормаль­ного здорового ребенка?

– Да. Все документы оформлены надлежащим об­разом. Драко знал, что у него появился ребенок, девоч­ка. Генетический тест подтвердил, что ребенок его. У него это не вызвало никаких возражений.

Ева прилегла на свою импровизированную аскети­ческую постель, чтобы как-то переварить полученную информацию, а Рорк между тем продолжал:

– Приемные родители указаны в этих документах, но без имен и фамилий. Можно ознакомиться с их ме­дицинскими, культурными и этническими данными, а также с интеллектуальными, сенсорными и моторными способностями. Из всего этого складывается очень чет­кая и ясная картина. Кстати, приемные родители также могли получить всю запрошенную информацию, вклю­чая настоящие имена родителей ребенка. Правда, я не нашел в файлах никаких данных, что они делали такие запросы.

– Очень интересно… Значит, что же мы имеем? Карли могла все знать с самого начала, а могла просто сопоставить все факты и догадаться, что Драко является ее отцом. Впрочем, не исключено, что она вообще ни­чего не знает… Мне нужно как можно скорее погово­рить с ней!

– Ты выяснишь все потом. А сейчас ложись спать.

– Ладно. Напомни мне надрать тебе задницу за на­рушение закона о закрытой электронной информации.

– Я с нетерпением жду этого.

Ева постаралась заснуть, думая об отцах и дочерях, об обманах и убийствах. Она проснулась от старого кошмара, с криком ужаса, вся покрытая липким потом. В голове стучало. Сев на своем импровизированном ло­же, она прижала колени к подбородку, пытаясь побо­роть подступившую тошноту. Ей понадобилось не­сколько мучительных секунд, чтобы осознать, что стук раздается не только в ее голове. Часть его исходила от двери в кабинет.

– Да. Подождите… Черт побери!

Ева встала на колени, пытаясь восстановить дыха­ние, потом поднялась на ноги и, дождавшись, когда они перестанут дрожать, распахнула дверь.

– Ну, что надо?

– Вы не отвечаете на телефонные звонки, – быстро сказала Пибоди; ее лицо все еще светилось утренним румянцем. – Я пыталась… С вами все в порядке? Вы выглядите… нездоровой.

– Я спала.

– Ой, извините! – Пибоди расстегнула пальто. Ее последняя попытка сбросить вес сводилась к тому, что она выходила на станции метро за пять кварталов до ра­боты и шла пешком. А в это утро зима решила напом­нить о себе резким похолоданием. – Я пришла в управ­ление и столкнулась в дверях с Уитни. Он направлялся в больницу.

– Трухарт? – Ева схватила Пибоди за руку. – Он умер?!

– Нет. Он пришел в сознание. Уитни сказал, что узнал об этом двадцать минут назад, и это самая прият­ная новость за последнее время. Вводимые ему лекарст­ва помогают, у него нет паралича, и он находится сей­час в удовлетворительном состоянии.

Напряжение последних часов слегка отпустило Еву, и она почувствовала нервную дрожь.

– Слава богу, все хорошо. Мы зайдем к нему, когда поедем снимать допрос со Стайлса.

– Многие в управлении бросились покупать цветы. Все очень хорошо относятся к Трухарту.

– Ладно. Помоги мне, пожалуйста. – Ева села за стол. – Сделай кофе, я чувствую себя абсолютно разби­той.

– Вы так и не уходили? Когда вы отсылали меня, вы сказали, что тоже собираетесь домой.

– Я лгала. Так что с кофе? Кстати, я получила ин­формацию от одного анонимного источника… Нам те­перь надо побеседовать с Карли Лэндсдоун.

Пибоди подошла к кофеварке и включила ее.

– Полагаю, что вашей помощнице не следует инте­ресоваться, как зовут этот анонимный источник?

– Моей помощнице следует сделать мне кофе, пока я не перерезала ей глотку!

– Я уже делаю, – пробормотала Пибоди. – Но по­чему вдруг сейчас возникла необходимость допраши­вать Карли?

– Мне только что удалось выяснить, что Ричард Драко – ее настоящий отец.

– Но они же были… – На лице Пибоди отразилась целая гамма самых противоречивых чувств. – Вот черт!

– Ты умеешь иногда быть очень красноречивой, – сказала Ева, принимая из ее рук кофе. – Мне надо по­ложить на стол судье Ленинскому официальный запрос на разрешение проникнуть в закрытые файлы. Надо обязательно получить официальное разрешение, ина­че… – Она замолчала, прерванная телефонным звон­ком.

– Лейтенант Ева Даллас?

Голос был незнакомый, в нем чувствовался легкий французский акцент.

– Именно так.

– Лейтенант Даллас, меня зовут Анна Карвелл. Я бы хотела поговорить с вами по очень важному делу. И как можно скорее.

– Я искала вас, мисс Карвелл.

– Я предполагала это. Вы смогли бы встретиться со мной в моем отеле? Я остановилась в «Паласе».

– Популярное местечко. Я буду у вас через двадцать минут.

– Спасибо. Я полагаю, что смогу прояснить вам множество разных вопросов.

– Дева Мария! – Пибоди чуть не пролила свой ко­фе, когда Ева положила трубку. – Мы ищем ее по всему свету, а она сама идет к нам в руки!

– Да, миленькое совпадение. – Ева решительно поднялась из-за стола. – А я не люблю совпадений.

ВСКРЫТЬ ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ

Да, это замкнутый круг, из которого существует только один выход. Никто не хочет потерять вкус к жизни, даже вынужденно. Особенно вынужденно. Таблетки могут дать легкий выход из этого порочного кру­га. На крайний случай, конечно, но быстро и безболез­ненно. Если дело идет к тюрьме, смерть предпочтитель­нее.

Жизнь – это постоянный выбор. Дорога никогда не бывает прямой, пока не подведет к моменту, когда жизнь уже не приносит ни радости, ни печали. Мне всегда удавалось делать выбор, который был, по-моему, правильным, хотя многих он удивлял. Однако – лучше или хуже – это был мой собственный выбор. Я несу полную ответственность за свои поступки.

Даже за Ричарда Драко. Нет, особенно за Ричарда Драко! Его жизнь состояла не из серии выборов, а из смеси жестокости и подлости, большей или меньшей. Все, к чему он прикасался, тут же подвергалось разру­шению. Его смерть не вызывает у меня сожаления. Все, что он делал в своей жизни, – сознательно, бездушно и жестоко – требует возмездия. Если бы мне представи­лась возможность все повторить, у меня не было бы ко­лебаний и сомнений. Я не буду притворяться, будто ис­пытываю угрызения совести, освободив людей от кро­вопийцы. И то, что он испытывал боль, сильнейшую боль и осознанный страх в тот момент, когда нож вошел в его сердце, доставляет мнерадость.