Легкая улыбка озаряла ее прелестное спокойное лицо, а за спиной у нее, прыгая с одного каменного яруса на другой, вода пела свою неумолчную песню. Как всегда, доктор Мира была в костюме, на этот раз — цвета ванильного мороженого. Стройные ноги были закинуты одна на другую и закрыты юбкой только по колено. Туфли, как всегда, в цвет костюма, но по случаю лета она надела босоножки на высоком каблуке. Рядом лежала розовая сумка таких размеров, что в нее можно было бы спрятать годовалого ребенка.
«Уж не спит ли она? — подумала Ева. — И что теперь делать? Встряхнуть ее или откашляться?»
Но тут на губах у Миры расцвела улыбка, она глубоко вздохнула.
— О, какой чудесный день! Мне нечасто выпадает случай насладиться таким великолепным утром. — Мира блаженно расправила плечи. — Должна вас поблагодарить за то, что вытащили меня сюда.
— Что ж, я рада, что есть в этом деле хоть какой-то плюс. У меня не было времени возвращаться в центр, а потом опять сюда. Мы жмем на газ.
— Я понимаю. Возраст жертвы, ее родство с офицером полиции… да, это высший приоритет. Мы можем поговорить прямо здесь?
— Да. — Ева села рядом с ней. — Вы прочли файл?
— Да. — Мира коснулась руки Евы. Обе истолковали этот жест одинаково: как напоминание о страшном Евином детстве. — Вы взялись бы за это дело, если бы Макмастерс не попросил именно вас?
— Я не выбираю, за какие дела браться. — Это было сказано так резко, что Ева сама растерялась. Она как будто оправдывалась. Ева стряхнула с себя мимолетное раздражение. — Если я не могу справиться с тем, что мне поручено, — добавила она, — значит, я не заслуживаю жетона. Конец истории.
— Пожалуй, я с этим соглашусь, — кивнула Мира. — Не с философией самой по себе, а с вашей верой в нее. Дине повезло, что у нее есть вы: вы понимаете, что ей пришлось пережить в последние часы перед смертью.
— Это не одно и то же.
— Да, это не одно и то же, — согласилась Мира. — Ничто и никогда не повторяется в точности. Но прежде чем мы начнем обсуждать дело, я должна спросить вас о ваших кошмарах и воспоминаниях. Я должна спросить, — с мягкой настойчивостью повторила Мира, увидев, что лицо Евы лишилось всякого выражения. — Если это дело их усугубляет…
— Не усугубляет. Не так страшны мои кошмары. — Ева нервно взъерошила волосы, стараясь подавить в душе раздражение личными вопросами. — Они мне до сих пор снятся, но они уже не такие… серьезные. Не такие частые и… интенсивные. Мне кажется, я пришла к пониманию… не знаю… это случилось, и этого — того, что он со мной сделал, — уже не изменить никакими силами. Но я его остановила. И когда я к этому возвращаюсь — в кошмарах, — я могу опять его остановить, если придется. Он больше не имеет надо мной власти. Это я имею власть над ним.
— Да. — Улыбка Миры была такой же ослепительной, как и солнечный свет. Она снова накрыла ладонью руку Евы. — Вся власть у вас.
— Я не могу остановить кошмары, но теперь я научилась с ними справляться. Это, конечно, не прогулка по лугу, но у меня все равно прогулок по лугу не бывает, да они мне и не нужны. Чего хорошего во всей этой высокой траве? Мало ли, что в ней ползает, а я и не вижу! Да еще и жуки кругом летают! Что ж тут хорошего?
— Пожалуй, — только смогла сказать Мира.
— Я что хочу сказать? — продолжала Ева. — Конечно, я не в восторге, когда мое подсознание дергает меня во все стороны, будто я чертик на резинке. Но это уже бывает не каждую ночь, и на том спасибо.
— Я очень рада это слышать. Очень рада.
— Когда я смотрела на Дину, на то, что с ней сделали, — призналась Ева, — был у меня неприятный момент. Но я с этим справилась. Это не повлияет на ход расследования. На мою способность его вести.
— Я начала бы сомневаться в вашей способности вести расследование, если бы вас не затронуло хоть чуть-чуть то, что с ней случилось.
С минуту Ева просидела в молчании.
— И вы нарочно сейчас навязали мне этот разговор, чтобы я облегчила душу. Чтобы меня это больше не беспокоило, не ворочалось где-нибудь в затылке.
Мира похлопала Еву по руке.
— Сработало?
— Похоже, да.
— Что ж, значит, я молодец. Значит, это пошло вам на пользу и делу тоже.
— Ладно. «Проехали, — подумала Ева. — Пока по крайней мере». — Вы просмотрели видео?
— Да. Какая извращенная жестокость! Заставить девочку говорить все эти вещи специально для отца, чтобы он услышал, наглядно показать ему результат, чтобы было еще больнее.
— Это было послание для Макмастерса, тут двух мнений быть не может.
— Верно, — поддержала Еву Мира. — Все это, не только видео, было посланием для Макмастерса. Место, использование полицейских наручников, способ убийства и даже то, сколько времени понадобилось убийце. Несколько часов.
— Он на этом кайф ловил, — заметила Ева. — Ему хотелось растянуть удовольствие.
— Без всякого сомнения. Но еще в большей степени это форма хвастовства. Грубый жест прямо в лицо. Я это сделал с твой ненаглядной дочуркой в твоем доме, и я при этом никуда не спешил.
— Он заставил ее страдать, делал все, что хотел, чтобы Макмастерс знал, как она мучилась. «Я здесь хозяин», — вот что он сказал.
— Да, — кивнула Мира, — а изнасилование — всего лишь форма демонстрации власти, еще один способ послать сообщение. Я ее изнасиловал, сделал ей больно, унизил ее, привел в ужас, отнял у нее невинность, а потом и жизнь. — Мира повернулась лицом к Еве. — Но сначала он ее ослепил, очаровал, заставил в себя влюбиться и поверить, что и он к ней что-то чувствует.
— Так еще больнее. — Ева внимательно вгляделась в проходивших мимо студентов. — Ей стало еще больнее, когда она поняла, что ничего для него не значила.
— Это еще больше усиливает его власть над ней. Сначала он ее обманул, разыграл отношения, потребовавшие от него времени и усилий. Он не спешил. Ему нравилось планировать, обманывать, он наслаждался ее романтической влюбленностью не меньше, чем самим убийством.
— Он молод. Если он мог сойти за девятнадцатилетнего, значит, ему не больше тридцати. — Ева продолжала следить за проходящими мимо людьми, прикидывая их возраст по внешности, движениям, жестам, манере одеваться. — Я бы сказала, ему намного меньше тридцати. Чуть за двадцать. Но он организован, собран, терпелив. И при этом у него душа старика. Он не импульсивен, по крайней мере не в этом случае. Он выслеживал свою жертву, изучал ее, все о ней выяснил. Он точно знал, как именно с ней надо обращаться.
— Социопатические склонности плюс целеустремленность, — подтвердила Мира. — Опасное сочетание. Он сделал видео не в мгновенном порыве, но он решил себя побаловать. Ему непременно надо было дать знать Макмастерсу: «Это твоя вина». Самой жестокости, изнасилования, убийства ему было недостаточно, если Макмастерс не поймет, что все это по его вине. Он хотел не просто морально уничтожить отца, но дать тому понять, что все это — результат некой обиды, нанесенной в прошлом.