Ева вынула из папки фотографию и положила на стол.
— Я вас прошу: постарайтесь ее вспомнить.
— Я порылась в своих архивах. Это было очень давно. Я любила свою работу, верила, что интересы и благополучие ребенка — превыше всего. И все же это всегда нелегко — забрать ребенка из дома. Даже когда это, бесспорно, ему во благо. Я продержалась почти десять лет. Большой срок. Потом мы переехали в Бруклин. Я консультирую семьи, стараюсь помочь. Всегда старалась.
— Я понимаю.
— Честно говоря, я ее совсем не помню, эту женщину. Очень смутно. Их ведь было так много… Я привезла свои заметки, вы можете их забрать. Я отметила, что жилищные условия показались мне очень хорошими. Рекомендация временно забрать ребенка из семьи была основана на аресте матери и на подозрении в причастности отца. У них не было друзей или родственников, поэтому ребенок был помещен в приемную семью. Его вернули отцу через сорок восемь часов. Я не понимаю, как он мог отнять жизнь у моей дочери за то, что я поместила его малыша в безопасное место на два дня. Он не пострадал.
— Что вы помните об отце?
— В моих заметках записано, что он был расстроен, но вежлив. Что он, судя по всему, хорошо относился к мальчику и сумел вызвать ответное чувство. Он заботился о сыне. Сам упаковал игрушки и одежду для сына, сам успокаивал ребенка, когда прощался. Я присягнула бы об этом в суде, если бы потребовалось.
Губы у Джейни задрожали, ей пришлось крепко сжать их, чтобы сдержать дрожь.
— Я всегда все записывала. Очень важно записать свои впечатления об отношениях в семье, об окружении. В заметках записаны мои первоначальные наблюдения. Мне показалось, что он хороший отец. Когда он заявил, что ничего не знал о незаконных заработках жены, и его оправдали, ребенок был возвращен ему. Никаких повторных проверок не было, дело закрыли.
— Хорошо. Спасибо.
— Не за что. Я вам ничем не помогла. Ничем не помогла Карлин.
— Ошибаетесь. Я думаю, что ваши заметки и впечатления очень мне помогут. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой. Мне придется вас просить не разговаривать с прессой. Репортеры будут стучаться к вам в дверь, они будут настаивать. Ради других детей, которых он может выслеживать, прошу вас ничего никому не говорить о нашем с вами разговоре.
— Но вы будете держать нас в курсе, вы нам скажете?
— Даю вам слово. — Ева встала, подошла к двери и сделала знак ожидающим за порогом патрульным. — Эти офицеры отвезут вас домой.
— Нам нужно заехать к Тони.
— Они отвезут вас куда скажете, куда вам нужно.
Пибоди проводила их взглядом.
— Правильно ты сказала им, что они помогли. Хотя на самом деле никакой помощи от них не было.
— Мы не можем знать, что нам поможет, а что — нет.
— У меня сердце разрывается, Даллас. Вместо того чтобы погулять на свадьбе дочери, они пойдут на похороны.
— Вот и давай сделаем так, чтобы это стопроцентно были последние похороны по его вине.
Снова застав Рорка в своем кабинете, Ева нахмурилась.
— А почему ты все еще здесь?
— В ОЭС я больше не нужен на данном этапе. С таким же успехом могу пока заняться собственной работой. Мне все равно, здесь или в другом месте. Плюс к тому могу побыть с женой.
— Я буду работать на выезде. Надо завернуть в морг, а потом отследить студентку, которая продала подозреваемому снаряжение.
— У меня все равно ничего более занимательного нет.
Ева обдумала это. Можно скинуть составление отчетов на Пибоди, поторопить лабораторию, провести вероятностный тест по жертве, которую он выберет следующей.
— Хорошо. Со мной.
— Мое любимое место.
Перевалив бумажную работу на Пибоди, Ева первым делом отправилась в морг.
— Тебе необязательно входить внутрь. Я тут никаких сюрпризов не жду, никаких откровений. Обычная процедура.
— И все-таки я тоже пойду. — Рорк двинулся вместе с ней по бесконечному белому коридору. — Никогда не забуду, как мы приводили сюда Никси, — сказал он.
Никси Свишер была маленькой девочкой, потерявшей всю семью в жестокой бойне.
— Жуткое было зверство, — продолжал Рорк. — Впрочем… Разве бывает иначе? Ей неплохо живется с Элизабет, Ричардом и юным Кевином. Из них получилась настоящая семья. Мне кажется, она вписалась в семью, потому что ты придала ей решимости.
— Она сильная, она справится. — Ева помедлила у дверей в анатомичку Морриса. — А вот тот, кто в ответе за то, что там… Ему не пришлось ползти по крови своей матери, как Никси. В отличие от Никси он не видел, как всю его семью убивают в собственных постелях. Да у него и четверти той хребтины нет, что есть у Никси! Он слабак, и я полна решимости это доказать.
«Вот в этом вся она, — подумал Рорк. — Берет вину на себя, переживает чужую боль, — наверное, ей это нужно, — но всегда возвращается к своей цели».
В этот день Моррис был в траурно-черном костюме с бордовой рубашкой. В воздухе разливались звуки музыки, пока он аккуратно, уверенными стежками, зашивал свой фирменный Y-образный разрез на теле Карлин.
— Ты с ней закончил?
— Я ее сразу взял, как только поступила. Привет, Рорк.
— Моррис. Как поживаешь?
— Лучше, чем раньше. Надеялся увидеть вас обоих только на свадьбе и при куда более счастливых обстоятельствах. Я сразу провел токс, — повернулся Моррис к Еве. — Нашел ту же комбинацию, что и в прошлый раз, хотя мог бы пропустить, если бы не искал именно этого. В нее влили дозу примерно за шесть с половиной часов до смерти. И доза была меньше, чем у первой жертвы.
— Метод проб и ошибок. Он понял, что не стоит отключать ее так надолго, — заключила Ева. — Да и времени у него было поменьше над ней измываться. А может, он не захотел тратить так много времени.
— Помимо этого и использования эластичной веревки вместо наручников, его почерк не меняется. Связана по запястьям и лодыжкам. Путы на лодыжках развязаны и снова затянуты несколько раз. Многократные изнасилования, вагинальные и анальные. Избиение. Довольно поверхностное, если сравнить с жестокостью изнасилований. Неоднократно душил ее — руками и подушкой. Причина смерти — удушение руками. Она сопротивлялась, о чем свидетельствуют многочисленные ссадины, раны и кровоподтеки на запястьях и лодыжках.
— Он слегка варьирует свой почерк в зависимости от обстоятельств, но придерживается одного и того же основного метода.
— В данном случае есть еще одно отклонение, — сказал Моррис. — Она была беременна.
— Вот черт! — Известие обрушилось на Еву, как удар молотом.
— Срок — неделя. Возможно, она сама не знала.