Теперь я ухожу, оставляя все самое дорогое в твоих руках».
Она сложила лист, разогрела воск и запечатала письмо.
Затем пристегнула меч, надела через плечо колчан со стрелами и лук и вышла из комнаты. К ней тут же поспешила одна из женщин.
— Миледи!
— Я желаю прокатиться верхом, одна, — голос Мойры звучал резко, и женщина лишь вздохнула, глядя ей вслед.
Колени у нее подгибались, но она заставила себя идти вперед. На конюшне Мойра взмахом руки остановила грума и сама оседлала жеребца. Потом посмотрела на юное, нежное лицо юноши, усыпанное веснушками.
— После захода солнца из замка не выходи. И в последующие ночи тоже, — пока я не разрешу. Ты не ослушаешься меня?
— Нет, миледи.
Слегка тронув пятками бока животного, Мойра пустила лошадь галопом.
Не стоит оглядываться, подумала она. Смотреть нужно не назад, на родной дом, а вперед.
Ларкин ждал ее, небрежно развалившись в седле; его лошадь, скучая, пощипывала траву.
— Прости, долго собиралась.
— Чего ждать от женщины!
— Я подумала, что слишком много требую от тебя. А что, если мы не вернемся?
Ларкин прищелкнул языком, и его лошадь пошла рядом с лошадью Мойры.
— Будем считать, что мы никуда не едем — так что у меня нет причин для беспокойства. — Он беззаботно улыбнулся. — Я просто потакаю твоим желаниям.
— Для меня будет огромным облегчением, если ты окажешься прав. — Она снова пустила лошадь галопом. Что бы ни ждало ее впереди, пусть это случится скорее.
Ларкин догнал ее, и они, как это часто бывало прежде, поехали по залитым солнцем холмам. Поля были усыпаны желтой россыпью лютиков, над которыми беззаботно кружились стайки бабочек. Мойра заметила в небе сокола и почему-то почувствовала облегчение.
Мать любила наблюдать за этой птицей. Она говорила, что это отец Мойры смотрит на них сверху. Теперь девушка молилась, чтобы и матери боги даровали такой же свободный полет.
Сокол сделал круг над кольцом из камней, и в воздухе разнесся его крик.
От волнения к горлу подступила тошнота, и Мойра с трудом сглотнула.
— Ну, почти приехали. — Ларкин откинул волосы со лба. — И что дальше?
— Ты не мерзнешь? Не чувствуешь холода?
— Нет. Сегодня тепло. Солнце греет вовсю.
— Что-то наблюдает за нами. — Спешившись, Мойра продолжала дрожать. — Что-то холодное.
— Тут нет никого, кроме нас, — возразил Ларкин, но, спрыгнув на землю, все-таки взялся за рукоять меча.
— Оно видит нас. — В голове у нее не утихал гул чужих голосов: какое-то неясное бормотание и шепот. Двигаясь, словно во сне, Мойра сняла сумку с седла. — Возьми все, что тебе нужно. Иди за мной.
— Ты ведешь себя очень странно, Мойра. — Вздохнув, Ларкин забросил свою сумку на плечо и догнал девушку.
— Сюда она не сможет войти. Никогда. Ей не дано войти в этот круг, прикоснуться к этим камням — несмотря на всю ее силу. Если попытается, то будет уничтожена. Она знает об этом и исходит ненавистью.
— Мойра, твои глаза…
Девушка посмотрела на него. Глаза ее стали почти черными, бездонными. Она раскрыла ладонь, показав ему хрустальный жезл.
— Тебе, как и мне, суждено это сделать. Мы с тобой одной крови. — Коротким мечом она порезала себе руку, затем потянулась к его руке.
— Глупости, — сказал Ларкин, но руку не отдернул, позволив ей сделать надрез на ладони.
Мойра убрала меч в ножны, обеими руками сжала его окровавленную ладонь.
— Кровь — это жизнь, и кровь — это смерть. Здесь и сейчас она откроет нам путь.
Держа его за руку, Мойра шагнула внутрь круга.
— Миры ждут, — произнесла она слова, вертевшиеся у нее в голове. — Время течет. Боги наблюдают. Повторяй за мной.
Рука девушки дрожала, когда они вместе повторяли эти слова.
Порыв ветра нагнул высокую траву, рванул полы их плащей. Ларкин инстинктивно обнял девушку свободной рукой, пытаясь загородить своим телом, словно щитом. Вспышка света на мгновение ослепила их.
Мойра крепко держалась за его руку, чувствуя, как мир вращается вокруг нее.
Их окутала тьма. Мокрая трава, насыщенный влагой воздух.
Они стояли внутри того же круга, на том же холме. Хотя и не совсем, поняла Мойра. Лес за холмом немного изменился.
Лошади исчезли.
— Нет. — Она покачала головой. — Это мы исчезли.
Ларкин посмотрел на небо. Сквозь облака просвечивала луна. Утихающий ветер был холодным, пробирая до костей.
— Ночь. Только что наступил полдень, и уже ночь. Где мы, черт возьми, очутились?
— Там, где должны были очутиться, — это все, что я знаю. Теперь нам нужно найти остальных.
Ларкин был сбит с толку и взволнован. Пришлось признаться самому себе, что он не предвидел такого поворота событий. Но это пройдет. Теперь у него только одна задача. Защищать свою двоюродную сестру.
— В первую очередь нужно найти укрытие и дождаться утра. — Он протянул Мойре свою сумку и вышел за пределы круга, меняясь прямо на глазах.
Менялась форма его тела — кости и сухожилия приобретали очертания какого-то животного. Вместо кожи появилась шкура, рыжевато-коричневая, под цвет волос, а вместо волос — грива. На том месте, где был человек, теперь стоял жеребец.
— Да, наверное, так будет быстрее. — Не обращая внимания на предательскую дрожь в коленях, Мойра вскочила на спину коня. — Поедем в направлении дома. Наверное, так и следует поступить. И лучше воздержаться от галопа на случай, если дорога окажется незнакомой.
Жеребец пустился рысью, а она принялась разглядывать деревья и освещенные луной холмы. Все очень похоже, но едва заметные отличия все же можно было заметить.
Раскидистый дуб стоял там, где его раньше не было, а ручей бежал в другом направлении. Дорога тоже уходила куда-то в сторону. Мойра заставила Ларкина свернуть туда, где в их мире находился ее дом.
Они въехали в лес и стали осторожно пробираться среди деревьев по извилистой тропе, ведомые инстинктом.
Вдруг жеребец остановился и поднял голову, словно принюхиваясь. Потом повернулся. Мойра почувствовала, как напряглись его мышцы.
— В чем дело? Что ты…
Он неожиданно пустился вскачь, отчаянным галопом, рискуя наткнуться на низкие ветви или споткнуться о камни. Понимая, что Ларкин почувствовал опасность, Мойра пригнулась, прижимаясь к гриве коня. Тень молнией выскочила из-за деревьев, словно у нее были крылья. Мойра успела крикнуть и выхватить меч, а Ларкин встал на дыбы и ударил врага копытами.