– А вот и ты!
– Да, вот и я. Раненько ты сегодня принялся за работу.
– У меня была телефонная конференция с Лондоном в шесть утра по нашему времени. – За спиной у Рорка подал сигнал лазерный факс, но он не обернулся. – Я как раз собирался вернуться и уговорить тебя позавтракать.
– У тебя сегодня на уме одна еда. Завтрак, ленч…
– Прости, я не понял… Ах да, Магдалена, очевидно, вспомнила, что я – ранняя пташка. – Рорк взял лежавшую на столе записную книжку, встал и спрятал ее в карман. – Мы встретимся за ленчем.
– Я так и поняла. Ты бы поостерегся, приятель.
– Чего именно?
– Это будет не первая встреча со старым другом, надеющимся, что ты опять включишься в игру в память о добрых старых временах. Может, тебе стоит напомнить ей, что ты теперь спишь с копом.
На его лице промелькнуло почти неуловимое раздражение.
– Я не собираюсь возвращаться к старым привычкам.
– Сам сказал, что от старой привычки трудно избавиться.
Теперь в его взгляде, как и в голосе, проступил лед.
– А вы, я вижу, обзавелись привычкой подслушивать, лейтенант?
– Я была у себя в кабинете. Дверь была открыта. Уши у меня есть.
– Ну так воспользуйся ими и послушай. У меня будет встреча за ленчем. Больше ничего. – Рорк чуть склонил голову набок, глаза безумной синевы задумчиво прищурились. – А может, ты мне не доверяешь?
– Я доверяла бы тебе куда больше, если бы ты не называл ее своим старым другом, когда мы оба знаем, что она была чем-то куда большим.
– Чем бы она ни была, это было почти двенадцать лет назад. За много лет до того, как я впервые тебя увидел. – Теперь к раздражению и холодности примешалось искреннее недоумение. – Господи, ты ревнуешь к женщине, которую я сто лет не видел, не слышал и даже не вспоминал?
Ева ответила ему долгим пристальным взглядом.
– Зато теперь ты о ней вспомнил, – сказала она и вышла из кабинета.
Она сбежала вниз по ступенькам и у подножия лестницы столкнулась с Соммерсетом, дворецким Рорка, его верным слугой и мастером на все руки. И сущим наказанием для нее самой. Настоящей занозой в заднице. Высокий, тощий, затянутый в черное с головы до ног, с зачесанными назад седыми волосами и холодным осуждением в темных глазах.
Ева схватила свое пальто, висевшее на столбике перил.
– Скажешь мне хоть слово, хоть одно гребаное слово, я выдерну железный штырь у тебя из задницы и воспользуюсь им как дубинкой. Изобью в кровь. – Она дошла до двери и повернулась волчком. – И передай своему хозяину: будь я ревнивой женой, избила бы его в кровь еще два года назад. Черт бы его побрал.
Соммерсет выгнул бровь, задумался и вопросительно повернулся к Рорку, спускавшемуся по лестнице.
– Этим утром лейтенант кажется более агрессивной, чем обычно, – заметил Соммерсет.
– У нее плохое настроение. – Сунув руки в карманы, Рорк бросил хмурый взгляд на парадную дверь. «Чертовски не похоже на нее», – добавил он мысленно. – В городе появилась Магдалена. Я с ней сегодня встречаюсь за ленчем. Очевидно, Еве это не понравилось.
Рорк встретился взглядом с Соммерсетом и еще больше нахмурился. Ему только что едва-едва удалось подавить в душе вспышку гнева, и вот, пожалуйста, гнев разгорелся вновь.
– Только не начинай. Хватит с меня на сегодня мелодрамы. Нет еще и восьми утра, а я уже сыт по горло.
– Зачем осложнять себе жизнь?
– Ничего я не осложняю. Господи, это всего лишь ленч! Оставь меня в покое! – предупредил Рорк и ушел.
Снег у обочин стал грязно-серым, на тротуарах образовались наледи – настоящие мины-ловушки для пешеходов. На автобусной остановке сгрудились закутанные до самых глаз жители пригородов, спешащие на работу. Уличные торговцы съестным разжигали грили не столько для жарки сосисок, сколько просто, чтобы согреться. От грилей шел пар.
Установка климат-контроля в машине Евы показывала кошмарную наружную температуру: всего четыре градуса по Фаренгейту. [2]
Хоть бы Рорк отморозил свою ирландскую задницу!
Застряв в уличной пробке, Ева уронила голову на руки, лежащие на руле. Она все сделала неправильно. Она не знала, как, черт побери, правильно, но точно знала, что все испортила. И теперь он будет зол на нее, когда встретится с этой тварью. Определенно ее стратегия была неудачной.
– Забудь, просто забудь об этом, – скомандовала себе Ева. – Все это ерунда, просто колдобина на дороге.
И все-таки она кипела всю дорогу до самого управления, думала об этом, злилась, никак не могла выбросить это из головы, пока поднималась в переполненном лифте в свой убойный отдел. Она прошла прямо к себе в кабинет, что-то невнятно прорычав детективам в «загоне». Закрыла дверь, запрограммировала кофе на автоповаре.
«Тут ты на работе, – напомнила она себе. – Никаких личных дел. Все, конец».
Ева решила выпить кофе и полюбоваться видом из своего крошечного окошка, чтобы прояснить мысли и взяться за работу.
Она все еще пила, все еще смотрела, когда раздался стук в дверь и вошла Пибоди.
– Доброе утро. Как прошел ужин?
– Я поела. Бери пальто. Мы едем в квартиру убитого.
– Прямо сейчас? Может, мне созвониться с Лиссет Фостер, убедиться, что она…
– Я сказала, бери пальто.
– Слушаюсь.
Пибоди заговорила, только когда они оказались в машине.
– Я что-то пропустила? Мы считаем Лиссет главной подозреваемой?
– Напомни мне: когда мы сняли с нее подозрение?
– Мы не снимали, но, мне казалось, мы решили, что она вряд ли в этом замешана.
– У нее была возможность. А что до мотива, между мужем и женой мотив всегда найдется. Бывает, просто вдруг понимаешь, что ты замужем за дыркой от задницы. Вот с этого и начнем. – Несколько минут Ева вела машину молча. – Я хочу посмотреть, где он жил, – добавила она уже спокойнее. – Хочу посмотреть, как он жил. Как они жили. Его тело говорит о том, что он был здоровым мужчиной двадцати шести лет, умершим от отравления смертельной дозой рицина. Больше оно нам ничего не говорит. Но это еще не значит, что самому убитому больше нечего сказать.
– Ладно, я поняла. Все в порядке?
– Нет, не все в порядке. Но говорить об этом я не собираюсь. Нам надо делать нашу работу. – Но наступившее в салоне молчание показалось Еве еще хуже разговора. Она провела рукой по волосам. – Поговори о чем-нибудь другом. Обычно ты трещишь, не умолкая. Ради всего святого, поговори о чем-нибудь другом.