Глубоко под кожей | Страница: 21

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Но ведь вы спали.

— Это ничего не меняет. Вам платят за то, чтобы вы меня охраняли, а не за то, чтобы вы играли в дурака.

— Не в дурака, а в покер. И при этом охраняя вас.

— Неужели? — Шантел поднесла бокал с соком ко рту. — Странно, а я вас вчера не видела.

— Я был рядом. Вам понравилось в джакузи?

— Прошу прощения?

— Вы провели в этой ванне чуть ли не целый час. — Он выхватил из ее рук бокал и выпил сок. — Может, это смоет вату с его десен. — Это смешно, но я думал, что у такой женщины, как вы, будет две дюжины купальников. Но наверное, вы не смогли найти ни одного.

— Так вы подсматривали за мной! Он вернул ей стакан и откинулся на спинку кресла.

— За это вы мне платите!

Шантел с возмущением опустила бокал в держатель.

— Я плачу вам не за то, чтобы вы подсматривали за мной. Тешьте свою похоть в свободное время!

— Мое время это ваше время, мой ангел. Я увидел почти столько же, сколько разглядел бы, купив за десять баксов журнал «Тонкий лед». Кроме того, если бы я захотел потешить свою похоть, я бы влез к вам в ванну.

— А я бы вас утопила, — бросила она, но он только улыбнулся и снова закрыл глаза.

В голове стучало, словно кто-то работал отбойным молотком. У него и раньше бывали случаи, когда он почти не спал ночью, но обычно это происходило по его собственному выбору. Он стал вчера играть в покер, чтобы отвлечь себя от мыслей, что наверху спит она. За игрой он пытался забыть о ее теле, расслабленно лежавшем в пенистой ванне вчера днем.

Квин не охранял ее, как уверял Шантел. Он увидел, что она идет в банный домик. Она долго не выходила, и он решил проверить, все ли в порядке. Он зашел и увидел, что она лежит в огромной ванне, а из колонок над ее головой льется музыка Рахманинова. Ее распущенные волосы плавали в бурлящей воде. А ее тело… ее тело было удивительных удлиненных пропорций, тонким и белым. Он до сих пор не мог позабыть, что испытал тогда словно удар молотком в солнечное сплетение.

Он не остался, чтобы посмотреть, что она будет делать дальше, а сразу же удалился — так же тихо, как и вошел. Он испугался, очень испугался, что, если она откроет глаза и увидит его, он упадет перед ней на колени.

Мысли о ней преследовали его днем и ночью. Он знал, что должен подавить их. Никому и ничему не позволялось взять над ним власть. Но он начал понимать, что женщина может превратиться для мужчины в навязчивую идею одним лишь фактом своего существования. Он начал понимать, как мужчина становится рабом собственных фантазий.

Он стал беспокоиться о себе, а еще больше о ней. Если какой-то мужчина понимает, что одержим ею и вот-вот перейдет границы, он будет способен на все. В своих письмах и звонках он становится все более требовательным. Когда же он поймет, что надо прекращать писать и перейдет к действиям?

Несмотря на весь ее страх, Квин был уверен, что Шантел не имеет никакого понятия, как далеко может зайти одержимый ею мужчина. И чем дольше Квин находился рядом с ней, тем яснее понимал, насколько далеко.


Сегодня они должны были снимать сцену в декорациях. Другая команда операторов была уже в Нью-Йорке и снимала натуру. Шантел не могла дождаться того времени, когда вместе со съемочной группой она полетит на Восточное побережье, чтобы сделать несколько сцен на природе. Это даст ей возможность повидаться с Мадди и, если повезет, посмотреть ее пьесу на Бродвее.

Мысль об этом вернула ей хорошее настроение. Оно не покидало ее, несмотря на то, что начало съемок затягивалось, поскольку рабочие заканчивали монтаж новых декораций.

— Похоже на Новую Англию, заметил Квин, оглядываясь вокруг.

— Если быть точной, то это Массачусетс, — пояснила Шантел, откусывая от сдобной булочки. — Вы когда-нибудь там были?

— Я родился в Вермонте.

— А я родилась в поезде. — Шантел еще раз откусила от булочки и засмеялась. — Ну, почти. Мои родители ехали на место очередного представления, и в дороге у моей мамы начались схватки. И они вынуждены были сойти с поезда и дождаться, когда мы с сестрами появимся на свет.

— Вы с сестрами?

— Да, я самая старшая из тройняшек.

— Так вас, значит, трое. О боже!

— Я такая одна, Доран. — Она жевала булочку, наслаждаясь свежим воздухом и солнцем. — Мы тройняшки, но каждая из нас нашла свою дорогу в жизни. Эбби растит в Виргинии детей и разводит лошадей, а Мадди сейчас приводит в восторг зрителей на Бродвее.

— Не думал, что семья так много значит для вас.

— Да, очень много. — Она чувствовала себя слишком хорошо, чтобы обижаться. — У меня еще есть брат. Не могу вам сказать, чем он занимается, потому что этого никто не знает. Я склоняюсь к мысли, что он либо профессиональный жиголо, либо вор международного масштаба, который крадет драгоценности. Вы бы с ним отлично поладили. — Она наблюдала, как один из рабочих поднял декоративный валун и перенес его на пару метров. — Замечательно, не правда ли?

Квин изучал деревья. Они казались совсем настоящими, как и те, что росли за домами, но стоило лишь приглядеться, как становилось заметно, что они стоят на деревянных подставках.

— А здесь есть что-нибудь настоящее?

— Почти ничего. Дайте им несколько часов, и они соорудят здесь африканские джунгли. — Расправив спину, она поиграла в бокале льдом. Шантел привыкла ждать. — Мы собирались снимать эту сцену на натуре, но там что-то не получилось.

— Я смотрю, вам приходится часто ждать.

— Да, эта профессия не для нетерпеливых. Бывали дни, когда я уходила в свой трейлер в часами ждала, когда меня позовут для съемок пятиминутной сцены. А в другой день приходится работать четырнадцать часов без передышки.

— Почему?

— Что почему?

— Почему вы этим занимаетесь?

— Потому что я всегда об этом мечтала. — Можно было ничего больше не объяснять. Но она почему-то решила пояснить: — Когда я была маленькой, сидела в театре и видела, что происходит на сцене, я знала, что тоже хочу во всем этом участвовать.

— Значит, вы всегда мечтали стать актрисой.

Шантел откинула назад волосы и улыбнулась.

— Я всегда была актрисой. Я хотела стать звездой.

— Похоже, вы добились того, чего хотели.

— Похоже, — прошептала она, загнав внутрь подступившую вдруг тоску. — А вы? Вы всегда хотели стать тем… кем стали?

— Я хотел стать малолетним преступником, да к этому все и шло.

— Звучит впечатляюще. — Ей захотелось узнать побольше. Если быть честной, ей хотелось узнать о нем все, но она не осмеливалась спросить. — Почему же вы не пошли по совсем другой дороге?

— Меня призвали в армию. — Он улыбнулся, но она поняла, что эта отговорка понятна только ему.