Она постучала еще раз, и он, быстро натянув джинсы и майку, открыл дверь.
— Добрый вечер, — сказала она по-английски, улыбаясь.
— Добрый вечер, — ответил он и попытался тоже улыбнуться.
Кажется, на этом ее английский словарный запас был исчерпан.
Она смотрела на него, явно ожидая, что он посторонится и пропустит ее в номер. Но он стоял как каменный. Он видел, как она на него смотрит, и уловил запах спиртного. Очевидно, внизу, в баре, она уже выпила довольно много. И теперь ее тело требовало разрядки.
— Вы не говорите по-немецки? — наконец догадалась спросить дама.
— Нет, извините, только по-английски, — с его лица еще не сошла несколько растерянная улыбка.
Она была неплохо сложена, у нее были красивые светлые глаза. Но всего этого было явно мало, чтобы он посторонился. Он чувствовал себя неловко, особенно после эпизода в сауне, ведь она видела, как он выскочил в полном смятении.
— Я плохо говорю по-английски, — пожала плечами немка. — Я выросла в Швейцарии, а там говорили только на немецком, французском и итальянском. Вы знаете французский или итальянский?
— Немного знаю итальянский. — Отступать было невозможно: она могла помнить, как он разговаривал с итальянцами.
— В таком случае будем говорить по-итальянски, — предложила она. — Сеньор не хочет меня пустить в свой номер?
На ней были темные легкие брюки и светлая майка, под которой больше ничего не было.
— Извините меня, сеньора, — сказал Дронго, немного посторонившись.
«В этом отеле не такие большие номера, чтобы могли поместиться двое, — подумал он. — Во всяком случае, ей придется сесть либо на кровать, либо на стул».
Она быстро оценила обстановку и, выбрав кровать, уселась на нее.
— Наши женщины говорят, что вы самый элегантный мужчина в «Экспрессе», — сказала она, улыбнувшись.
— Это преувеличение. Просто большинство писателей носят бороду и усы, а я люблю быть всегда чисто выбритым. Вот и вся моя элегантность.
— Вы хорошо говорите по-итальянски, — заметила она. — Наша итальянская коллега сегодня вполне оценила ваши достоинства.
Дронго почувствовал, что краснеет. Он, много раз проходивший сквозь нелегкие испытания, каждый раз терялся от подобной лобовой атаки, не зная, как реагировать.
— Я не бываю на нудистских пляжах, — пробормотал он, — поэтому такая обстановка была для меня несколько необычной.
— И вы не ходите в сауну? Или в вашей стране нет общих саун? — засмеялась она.
— В моей стране действительно нет ничего подобного, — кивнул Дронго.
Он почувствовал себя неловко от того, что стоял близко к ней, и, пройдя к столу, опустился на стул.
— Поэтому вы чувствуете себя таким скованным, — засмеялась она. — Не волнуйтесь, я вас не съем, честное слово.
«Надеюсь», — подумал он, изображая улыбку.
— У вас есть что-нибудь выпить? — спросила она.
— Только в мини-баре.
Он поднялся и достал из мини-бара небольшую бутылку шампанского. Быстро открыл ее, радуясь, что может хоть чем-то себя занять, отвлекая гостью от двусмысленного разговора. Принес два бокала, налил шампанского.
— Ваше здоровье, — он улыбнулся и пригубил кислый напиток.
«Почему шампанским называют такую гадость? — подумал Дронго. — Честное слово, „Советское шампанское“ было намного лучше. И это совсем не ностальгия по хорошему напитку, просто мы привыкли к другим вкусовым ощущениям».
— Хорошее шампанское, — улыбнулась немка, облизнув губы.
Она посмотрела на него долгим томным взглядом. «В такой ситуации нужно быть либо идиотом, либо импотентом, — подумал он. — Пожалуй, идиотом быть лучше». Ему не нравились подобные атаки и эта подвыпившая женщина, которая пришла к нему с весьма определенной целью.
— Очень хорошее.
Он не знал, как отделаться от назойливой особы. Но просто так выпроводить немку было невозможно.
— Вы всегда такой нерешительный? — спросила она. По-итальянски это прозвучало как оскорбление, примерно так: «Вы всегда такой цыпленок?»
— У меня был тяжелый день, — начал Дронго, — и я должен еще написать статью для газеты. Утром надо ее сдать, поэтому сейчас я ее обдумываю.
— Вы можете написать ее позднее, — возразила она, чуть приподнимаясь.
— Конечно, — согласился Дронго, — но завтра утром мы все уезжаем на выставку «Экспо» и вернемся поздно вечером. А в газете ждать не будут. Я им должен сдать материал завтра утром.
На женщину из Восточной Европы такой аргумент не подействовал бы абсолютно. Но на немку, которая выросла в Швейцарии и живет в Западной Германии, это произвело впечатление. Работа прежде всего. Самое главное в жизни — это твоя работа, которую ты должен выполнять вовремя и качественно Дронго вспомнил, что Яцек Пацоха говорил о немцах. Для них подъем в семь утра — настоящий праздник, так как обычно они встают в пять. Немка закивала в знак понимания. Она подумала, что можно будет встретиться и потом, а работа должна быть сделана именно этой ночью.
— Вы будете сейчас писать статью? — спросила она.
— Да, — вздохнул Дронго, — у меня уже есть некоторые заготовки.
— Тогда не буду вам мешать.
Она попыталась подняться и чуть качнулась. Затем со смехом все-таки поднялась с кровати. Дронго сразу встал со стула. Она шагнула к нему и обхватила обеими руками. Ее рот был влажным и требовательным. А у него было ощущение жертвы, которая подвергается насилию. Она целовала его довольно долго и, только когда он невольно сжал ее руки, отпустила.
— Жаль, — сказала она, — такой породистый экземпляр пропадает.
«Еще немного — и она меня изнасилует», — подумал Дронго, пытаясь отстраниться.
— Вы будете работать? — еще раз спросила она.
— Конечно, — он готов был сказать что угодно, лишь бы она убралась из его номера.
Груди у нее были большие, и набухшие соски прикасались к его груди.
— Очень жаль, — сказала она по-итальянски, — очень жаль, — повторила она по-немецки и затем по-английски.
— Мне тоже жаль, — сказал Дронго, делая виноватое лицо.
— До свидания.
Она наконец отпустила его. Уже открыв дверь, она снова обернулась, и ему пришлось выдержать еще один поцелуй.
Когда она наконец подошла к лифту, Дронго закрыл дверь, испытав невероятное облегчение. Он успел заметить, как она обернулась и посмотрела на него. Ему было неловко. Закрыв дверь, он подошел к окну и раскрыл его настежь.