Но очевидно, что и соседней Германии поляки могли предъявить еще более длинный счет. В центре Варшавы еще сохранились места, где на улицах расстреливали участников Варшавского восстания. Однако Германия была сейчас другой, и отношение к ней было иное. Сытая, богатая, она нужна была для интеграции в НАТО и в другие европейские структуры. Поэтому счет к немцам был отброшен как не подлежащий оплате, а счет к России выставлен по каждому пункту. Теперь можно было брать реванш за многолетнее унижение. Не стало Советского Союза, и с русскими можно было разговаривать совсем по-другому.
Дронго вышел на улицу. Ливень не утихал. До замка ему придется идти под дождем. И хотя он взял зонтик, он мало бы помог. Неожиданно затормозила машина, и из нее вышел Пацоха.
— Все уже поехали в замок, — сказал Яцек. — Где ты был?
— Спал, — усмехнулся Дронго, — ты ведь знаешь, что я не хожу на завтрак.
— Поедем вместе в замок, — предложил Пацоха, — оттуда все участники «Экспресса» продолжат экскурсию — три часа будут плыть на теплоходе. И вечером состоится театрализованный прием.
— Какой прием?
— Актеры будут в рыцарских доспехах, — пояснил Пацоха, — кто хочет, может принять участие в этом празднике. Ты вчера обещал мне показать убийцу. Когда ты это собираешься сделать?
— Тогда вечером, — предложил Дронго, — во время представления. Сейчас в замке будет полно народу. А на теплоходе могут быть не все участники нашей группы. И появление неизвестных его насторожит. У тебя есть группа захвата?
— Есть. Четыре человека из нашей контрразведки. Еще несколько человек приедут к вечеру. Я думаю, мы справимся.
— Скажи, чтобы они были очень внимательны. Этот человек наверняка вооружен.
— Тогда это Борисов, — сказал Пацоха, — кроме нас, оружие было только у него.
— Не только, — загадочно ответил Дронго. — Мы с самого начала допустили небольшую ошибку, решив проверить только тех участников группы, которые оставались в Мадридском отеле.
— Думаешь, что убийца попал в отель по воздуху? — рассмеялся Пацоха. — Или ты веришь в перемещение тел?
— Вечером я назову имя убийцы. Он может быть вооружен. Скажи, чтобы все были наготове.
— Хорошо, — согласился Пацоха. — Если хочешь, водитель отвезет тебя к замку. Он стоит на берегу реки. Оттуда и начнется экскурсия.
— Спасибо. — кивнул Дронго, усаживаясь в машину.
Через двадцать минут они были у замка. Многие участники группы уже покидали замок, спасаясь от дождя в соседних кафе и барах. До отхода небольшого прогулочного теплохода, вмещавшего человек сто — сто пятьдесят, оставалось минут сорок. Дронго прошел по причалу. Здесь уже начинали собираться люди. Он прошел дальше и увидел Георгия Мдивани, стоявшего на причале.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Дронго.
— Сегодня лучше. — засмеялся Георгий. — Вы меня в тот день перепили. Я даже не помню, как добрался до отеля. А когда добрался, то просто рухнул в постель. И два дня пролежал. Мне потом друзья еду приносили.
— Я тоже себя плохо чувствовал, — признался Дронго, — но принял таблетку аспирина и встал под душ.
— Помогло?
— Почти. Во всяком случае, голова не болела.
— Вам повезло, — улыбнулся Георгий.
К ним приблизились вышедшие из замка Харламов и Мураев.
— Как прошла экскурсия? — поинтересовался Дронго.
— Поразительно, — ответил Мураев. — Очень интересно. В замке была даже система отопления. И это в четырнадцатом веке! Очень интересно.
— У них были свои правила поведения и свои понятия чести, — задумчиво добавил Алексей Харламов. — Вы знаете, я давно хотел вас спросить. Вот на Кавказе тоже свои понятия чести — высоко ставится мужская добродетель, мужское слово. Мне говорили, что даже взрослый сын никогда не осмелится курить в присутствии отца. Рассказывали об уважении к старшим.
— Правильно говорили.
— И в то же время такая дикая коррупция, такое поголовное взяточничество. Чем это объяснить? Ведь это одни и те же мужчины. Неужели у них нет чести, достоинства? Неужели при таких высоких понятиях добродетели можно быть настолько непорядочными людьми?
— Наверное, можно, — вздохнул Дронго, — на Востоке взятка считалась актом доброй воли, не унижающим мужчину. Конечно, вы правы. Это омерзительно. И особенно противно, когда торжествующий негодяй оправдывает свое воровство интересами семьи, дома, близких. На самом деле любой взяточник — это проститутка, торгующая своей совестью. Для меня любая проститутка лучше, чем чиновник, получающий мзду. Но искоренить подобное практически невозможно. Для этого нужно менять всю систему. И человеческую природу. Если даже в Японии один из бывших премьер-министров брал взятки, если даже в Западной Европе ловят на этом чиновников высокого ранга, то на Кавказе это норма.
— Мой покойный отец говорил, что нашу полицию нельзя исправить, — вздохнул Георгий, — и наши правоохранительные органы в любом случае будут тормозить любую реформу. Единственный выход — разогнать всех сотрудников и набрать новых. Сделать такую революцию в системе, иначе ничего не получится.
— Придут новые, которые будут брать взятки, как старые, — горько ответил Дронго. — Мне иногда бывает страшно за будущее этого региона. При тотальной коррупции и местничестве, при повальном воровстве все три страны обречены на распад и гибель. У Азербайджана, Грузии и Армении нет шансов на гарантированное выживание. Боюсь, что гражданская война в Грузии еще может повториться, запылают более страшные пожары в Баку и в Ереване. Хотя в Армении уже, кажется, хуже быть не может. Убийство спикера и премьера — это очень сильный удар по престижу страны.
— Вы пессимист, — мрачно заметил Харламов.
— Я не думаю, что вы большой оптимист, — заметил Дронго. — Знаю вашу точку зрения по чеченскому вопросу и уважаю вашу позицию, хотя и не разделяю ее. Я понимаю вашу боль и тревогу. Но я понимаю боль и горе всех людей, оказавшихся волею судеб втянутыми в эту страшную войну на Кавказе. Понимаете, что здесь важно. Один главный общий принцип — не убий. Никого, ни старика, ни женщину, ни младенца. И когда бомбят чеченские села, это не метод борьбы с бандитами.
— А когда взрывают дома? — сурово спросил Харламов. — Или когда захватывают больницы? Это метод борьбы? Или когда вас берут в заложники?
— Нет, — сказал Дронго, — это тоже не метод. Что касается взятия заложников, это позор. Самый настоящий позор. Дошло до того, что в заложники стали брать журналистов, которые приезжали к конкретным людям, доверившись им на слово. Таким чудовищным фактам нет оправдания. Но бороться нужно с бандитами, а не с народом.
— У нас опять получился разговор о политике, — вставил Мураев.