– Как с чего? Он же сам рассказывал, как проснулся в мотеле, а на руках кровь!
– Тише. Он обидится.
– Боже упаси!
– Не исключено, что это его кровь. Тела-то не оказалось.
– Откуда ты знаешь? – раздраженно спросила Джулия. – С его слов? Психи бывают разные. Иной наступит прямо в вырванные кишки, споткнется об отрезанную голову и не заметит.
– Какой яркий образ!
– Вот он говорит, дескать, сам себя поцарапал. Так я и поверила. Скорее всего напал на какую-нибудь женщину или невинную девочку – ребенка, школьницу. Затащил в машину, изнасиловал, избил, опять изнасиловал, причем так унизительно, с такими извращениями, до которых нормальный человек не додумается. Истыкал иголками, ножами, черт знает чем еще. Потом забил насмерть и спихнул тело в овраг. И вот лежит она там голая, койоты ее терзают, а в открытый рот залетают мухи.
– Джулия, ты все перепутала.
– Что я перепутала?
– Это не у тебя, а у меня буйное воображение. Джулия не выдержала – рассмеялась и покачала головой. Дать бы ему по затылку, чтобы не ребячился, а она смеется Бобби поцеловал ее в щеку и взялся за ручку двери. Джулия положила на его руку ладонь.
– Дай слово, что повременишь с обещаниями, пока мы не выслушаем Полларда и все хорошенько обдумаем.
– Ладно.
Супруги вернулись в комнату.
Небо за окном серело, как листовая сталь, местами обожженная дочерна, местами тронутая желто-горчичной ржавчиной. Дождь еще не хлынул, но воздух уже наливался преддождевой тяжестью.
В комнате горели только две медные лампы на столиках по сторонам дивана и медный же торшер с шелковым абажуром в углу. Лампы дневного света на потолке были выключены: Бобби терпеть не мог их яркого сияния, он считал, что на работе освещение должно быть уютным, как дома. Джулия не соглашалась: на работе обстановка должна быть деловой. Но, чтобы доставить мужу удовольствие, она включала верхний свет очень редко. Сейчас стоило бы его зажечь: с приближением дождя по углам, куда не достигал янтарный свет ламп, сгущаются тени.
Фрэнк Поллард все сидел перед столом, уставившись на плакаты с изображением Дональда Дака, Микки Мауса и дяди Скруджа, которые в рамочках висели по стенам. Эти плакаты для Джулии тоже как бельмо в глазу. Сама-то она предпочитала персонажей из мультфильмов компании “Уорнер бразерс” – они как-то поживее диснеевских. Джулия завела себе целую видеотеку, а в придачу парочку рисунков на целлулоиде, изображающих Даффи Дака, но все это хозяйство она хранила дома. А Бобби развесил портреты диснеевских героев прямо в агентстве, потому что (по его словам) они помогают ему расслабиться и создают хорошее настроение; к тому же, когда он смотрит на них, ему лучше думается. Пока еще никто из клиентов, заметив столь неуместные произведения искусства, не усомнился в профессионализме Дакотов, однако Джулию все равно тревожило, как бы эта живопись не повредила их репутации.
Она снова уселась в свое кресло, а Бобби опять взгромоздился на стол.
Подмигнув Джулии, он сказал:
– Пожалуй, Фрэнк, я действительно поторопился. Расскажи-ка нам все, а уж потом мы будем решать.
– Конечно, – Фрэнк бросил быстрый взгляд на Бобби, на Джулию и вновь опустил глаза на свои исцарапанные руки, вцепившиеся в открытую кожаную сумку. – Я вас понимаю.
Клинт снова включил магнитофон. Фрэнк поставил сумку на пол и взял вторую.
– Вот что я хотел показать.
С этими словами он расстегнул сумку и достал целлофановый пакетик с остатками черного песка, который оказался у него в руках в тот четверг. Затем он вынул Из сумки окровавленную рубашку, в которой проснулся в тот день.
– Я их нарочно сохранил... Вроде как улики. Может, они помогут вам разобраться, что я натворил и что вообще со мной происходит.
Бобби взял рубашку и пакетик с песком, повертел в руках и положил на стол.
Джулия заметила, что рубашка не просто обрызгана, а прямо-таки пропиталась кровью. Пятна высохли, побурели, материя загрубела.
– Так, значит, в четверг днем вы были в мотеле, – напомнил Бобби. Поллард кивнул.
– Вечером ничего такого не случилось. Сходил в кино. Смотрел без всякого интереса. Потом немного поездил на машине. Я тогда страшно устал, будто и не спал вовсе. А лег вздремнуть – не спится, и все. Боюсь уснуть. На следующий день перебрался в другой мотель.
– И когда же вам наконец удалось поспать? – спросила Джулия.
– На другой день. Вечером.
– То есть в пятницу, так?
– Вот-вот. Я, чтобы не заснуть, напился кофе. Сидел у стойки в ресторанчике при мотеле и пил чашку за чашкой, пока в глазах все не поплыло. Надо, думаю, остановиться, а то в желудке жжение. Вернулся в комнату. Только меня начнет в сон клонить – сразу выхожу проветриться. Но толку никакого. Нельзя же совсем без сна. Чувствую – плохо мое дело. Часов эдак около восьми лег и тут же уснул. Проснулся на другой день, в половине шестого утра.
– В субботу, значит.
– Да.
– На этот раз без приключений? – спросил Бобби.
– По крайней мере, обошлось без крови. Но и тут не слава богу.
Он умолк. Бобби и Джулия ждали.
Поллард облизнул губы и кивнул, словно набравшись решимости продолжать рассказ.
– Понимаете, я лег в постель в одних трусах, а проснулся одетый.
– Выходит, во сне вы встали и оделись? – уточнила Джулия.
– Только на мне была какая-то незнакомая одежда. Джулия вытаращила глаза.
– Простите, как?
– Это была не та одежда, в которой я очнулся в переулке, и не та, которую я купил в четверг.
– А чья же? – удивился Бобби.
– Наверное, все-таки моя. Не может быть, чтобы с чужого плеча, уж больно хорошо она на мне сидела. Даже туфли впору. Если она чужая, то почему она так здорово подходит по размеру?
Бобби соскочил со стола и стал расхаживать по комнате.
– Что же это получается? Вы, значит, вышли из мотеля в нижнем белье, отправились в магазин, купили одежду, и никто вас не остановил и даже не поинтересовался, чего это вы разгуливаете по улицам в таком виде?
Поллард покачал головой:
– Не знаю.
В разговор снова вмешался Клинт Карагиозис:
– Вероятно, он во сне оделся, вышел из мотеля, купил другую одежду и переоделся.
– Но зачем? – недоумевала Джулия. Клинт пожал плечами.
– Я просто прикидываю, как это могло получиться.
– Мистер Поллард, – сказал Бобби, – а сами-то вы как считаете, для чего вам это понадобилось?